Рождение Контролера - Юрий Никитин

Ингрид сказала недовольно:

– Ты хоть слышишь, что я говорю?

– Слышу, – ответил я.

– А чего не отвечаешь?

– Так вопроса не было, – напомнил я. – Ты делилась информацией. Я принимал к сведению. Хотя, на мой взгляд эстета, ты просто красиво и музыкально щебетала, а я любовался тембром твоего голоса. У тебя меццо-сопрано, знаешь?.. Могла бы петь в Большом театре, а вместо этого рявкаешь на меня, как лесное чудовище на Красную Шапочку… Тебе пирожок дать?

– Иди ты со своим пирожком. Как-то слишком быстро ты оборзел… То был совсем ботаник, муху не мог обидеть, а теперь даже не знаю, что на тебя нашло!

Я подумал, ответил со вздохом:

– Пожалуй, это из-за того, что я вырван из привычной обстановки. Там все такие, как я. Подвижники, если говорить высокопарно, науки. Подвижники науки, да. Но сейчас я, в силу обстоятельств и договоренностей о долге перед человечеством, оказался в другом мире, более примитивном, грубом и жестоком. Да, я знаю, бытует представление, что так называемые профессоры – это что-то слабое, абсолютно неприспособленное к реальной жизни.

– А что, не так?

Я покачал головой.

– В своей квартире гвоздя еще не забил, но это не значит, что не могу. Я выполняю работу, что приносит миллионы долларов, так рационально ли мне поручать рыть канавы? Хотя да, и канавы смогу. А вот канавщик операцию на аксонах не сделает. Так что, оказавшись в чужом для меня мире, я действую по его законам, но с логикой ученого, его рациональным рассудком и его уровнем человека, который знает и понимает намного больше. Потому у меня и получается временами лучше, чем у натренированного просто быстро бегать и метко стрелять.

Она помолчала, сказала нехотя:

– У тебя не временами, а все время получается. Свинья, я чувствую себя рядом с тобой неполноценной!

– С такими сиськами? – спросил я. – С ума сошла. У меня таких нет, честно… Ого, время обеда! Заглянем вон в тот ресторанчик по дороге?

– Можно, – ответила она без охоты. – Мне все равно страшно попадаться на глаза Мещерскому. Нельзя так, как мы делаем.

– Может быть, – поинтересовался я, – уже можно?

– С чего вдруг?

– Мир меняется, – напомнил я. – Стремительно. Кто не идет с прогрессом в ногу, того тащит. Кто упирается… того пристреливает и оставляет на обочине. Новое время – новые правила.

Она умело загнала автомобиль на стоянку перед рестораном, выключила двигатель.

– А ты эти правила знаешь?

– Я из тех, – ответил я скромно, – кто их пишет.

В ресторане, кроме камер наблюдения, еще и мощная аудиосистема, но, к счастью, пока не включена, вакханалия с безобразиями начнется к вечеру.

Ингрид тоже вздохнула с облегчением, натужное веселье достает, слишком напоминая пир во время чумы.

Официантка приблизилась с папкой меню в руках, посмотрела на меня с некоторым сомнением, передала Ингрид. Ингрид, не открывая, протянула мне.

– Выбирай, дорогой, что пожелаешь.

– Спасибо, милая…

Я покосился вслед настолько мощно работающей ягодицами официантке, словно танцует тверк или хотя бы готовится к чемпионату.

Ингрид проследила за моим взглядом.

– А-а, жопу увидел?.. А еще профессор!

– Она напомнила мне Антарес, – ответил я. – Даже Бетельгейзе…

– Ты хоть бреши что-то попонятнее! Сказал бы Акки Кебнекайсе, тогда бы понятно.

– Сама ты Акки, – сообщил я оскорбленно. – Именно Бетельгейзе, а Кебнекайсе себе возьми на обед.

И в самом деле, мелькнула мысль, в наше время врут намного меньше, чем в прошлые века. Взять самую распространенную ложь, когда муж трахает подруг жены. Раньше это был такой взрывоопасный узел, при любом неосторожном движении рушились судьбы, браки, совершались убийства, кто-то даже сводил счеты с жизнью, а теперь и муж такое не особенно и скрывает, хоть и не афиширует, и жена спокойно совокупляется с начальником на работе, его заместителем, помощником, а потом еще и с шофером.

Вообще подготовка населения к тотальному наблюдению идет полным ходом и только усиливается, уже и правозащитники, истерически вопящие, что не позволят подглядывать за их личной жизнью, сперва замолчали, потом начали робко мямлить, что в интересах безопасности такое вообще-то допустимо…

Ну а простой человек, как только увидел, что ничего опасного он, оказывается, и не делает, вообще готов допустить установку видеокамер как в свою спальню, так и в ванную, и в туалет.

Перед нами поставили на огромных тарелках такие крохотные порции бифштексов с парующей гречневой кашей, что я усомнился, сам ли такое заказал или все-таки Ингрид, едва не подозвал официантку, чтобы заказать еще пару порций, но затем принесли запеченную в тесте рыбу, блинчики с мясом, еще что-то вкусно пахнущее, и я смирился.

– И все-таки, – произнесла она, вяло ковыряя мясо вилкой, – ты какой-то…

– Красивый?

– Что?.. Свинья, я говорю, ты как будто не совсем… человек. Не знаю, пытаюсь подобрать другое название своим ощущениям, но все время лезет именно это.

– Малый словарный запас, – определил я, – это не столько принадлежность к силовым структурам, хотя для них особенно характерно, но и общее обеднение языка. Как ни странно, слов и терминов становится больше, а человек все сужается… Не понимаю, где-то же человек должен расширяться? Или только в плане демократических свобод?.. Ты еще, ешь, а то ворона влетит.

Она буркнула:

– Какие теперь вороны? Дроны разве что.

Я довольно быстро справился с бифштексами, с рыбой пошло сложнее, много косточек, зато изумительно нежная и пахнет просто умопомрачительно.

– Возможно, – ответил я медленно, – возможно… Но, видишь ли, я вот тоже сейчас думаю над твоими словами о нетаковскости. С ума сойти, думаю над твоими словами!.. Видимо, не так уж важно, подталкивает нас природа к верным решениям через мощно развитый мозг или через тонко чувствующий женский спинной мозг… В общем, я просмотрел сейчас свои слова и движения… и даже согласен с тобой. В моем поведении сам ловлю эти крохи зачеловечности… или постчеловечности, как сказать лучше?..

Она вскрикнула:

– Ты это так называешь?

Я кивнул.

– Чем ближе человек к сингулярности, тем больше будет уходить от человека в его классическом понимании. И хотя во мне еще нет имплантов, что делают человека киборгом опять же в классическом понимании, но люди науки уже в чем-то киборги. Они мыслят иначе, они и вели бы себя иначе, если бы их так жестко не ограничивали рамки нынешнего примитивного общества.