Дневники Зевса - Морис Дрюон

Неужели высокая, жизнерадостная, деятельная Деметра, моя дорогая сестра, такая круглощекая и улыбчивая, превратилась в эту старуху, едва прикрытую лохмотьями, сидящую перед Элевсином на каменной тумбе, которую называют с тех пор Горестным камнем? Где ее сильные руки, пышная грудь? Потускневшие и слипшиеся волосы Деметры висели клочьями; слезы прочертили борозды на лице; груди, как пустые бурдюки, болтались на выпиравших, будто плетень, худых ребрах. Она уже не помнила себя, не хотела помнить детей, которых родила от Посейдона.

Только стенала: «Кора, Кора!» А поскольку это имя, как я вам уже говорил, означает «дева», то перед ней останавливались девственницы. Остановились и три дочери царя Келея, проходившие той дорогой. Деметра, видя, какие они молодые и красивые, видя букеты полевых лилий в их руках, разразилась рыданиями. Дочери царя сжалились над нищенкой, которая, казалось, не знала, откуда и куда идет, и только невразумительно бормотала в ответ на расспросы:

— Упала с солнечной колесницы... Моя дочь потеряла имя... Ищу пристанища. Хочу быть самой последней служанкой.

Девушки решили ее подобрать. Но когда Деметра вошла в жилище царя Келея, присутствующие с изумлением увидели, что ее голова коснулась потолочных балок, а закрывшаяся за ней дверь засверкала золотым блеском. Тогда все начали думать, что она — сверхъестественное существо.

Деметра отказалась сесть и прикоснуться к пище, которую ей предложили, и тогда одна притулившаяся у очага беззубая старуха по имени Ямба крикнула ей:

— Будь ты хоть нищенка, хоть богиня, а только если похлебка, которую тут едят, твоему рту не по вкусу, можешь попотчевать ею свою задницу!

И она сопроводила свои слова непристойным жестом, который неожиданно рассмешил Деметру. Боги, как и цари, не привыкли, чтобы к ним обращались в таком тоне, поэтому крепкое словцо их порой забавляет.

В общем, Деметра стала прихлебывать кикеон — варево из ячменной крупы, молока, меда, укропа, мяты и тмина, которое с тех пор подают новопосвященным во время мистерий. Я назвал его состав, но не скажу, как готовить. Это вам не простая еда, которую каждый может сварить в своей печи.

Возможно, те, кто рассказывал вам историю Деметры, добавляли, что царь Келей на самом деле был бедным козопасом, а его дворец — жалкой лачугой.

Это потому, что десять коз, один очаг, одна крыша составляли тогда завидную участь царей. Три балки на потолке — да это же настоящий дворец! По таким вот признакам и узнавали тогда государей.

Сегодня каждый из вас обладает кожаной обувью, шерстяной и льняной одеждой, часами, чтобы узнавать время, шкафом, сохраняющим напитки холодными, печью, делающей мясо горячим; из специального источника каждый может черпать воду то кипящей, то ледяной; для передвижения вы садитесь в стремительную колесницу... И каждый из вас во сто крат богаче былых царей. Но и вы, надеюсь, будете выглядеть бедняками в глазах завтрашнего дня.

Деметра, дитя и огонь.

Мельница Триптолема. Бесплодный год

Тем не менее Деметра упрямо хотела быть служанкой, и когда Метанира, жена Келея, родила сына, Деметра упросила, чтобы ребенка доверили ей.

Но она была странной нянькой. Вместо того чтобы кормить ребенка, она дула на него, а когда все домочадцы засыпали, укладывала его в огонь, посреди языков пламени и краснеющих головней. Как-то ночью царица Метанира застала ее за этим занятием и завопила от ужаса. Тогда Деметра вынула ребенка из огня и сказала:

— Жаль, что ты мне помешала, я ведь пыталась сделать твоего сына бессмертным. Теперь же ему придется познать удел каждого человека. — Затем она с грустью добавила: — Увы, я так и не сотворила ничего, что не было бы обречено на гибель.

Теперь, поскольку вам так нравится ловить меня на слове, вы наверняка спросите: «Почему же, отец Зевс, ты так ужасно покарал нашего кузена Прометея за известный проступок, если, как сам теперь говоришь, в доме элевсинского царя уже был огонь?» На это я вам отвечу, что вы — тщеславные глупцы и все время спешите прервать чужую речь, вместо того чтобы дослушать до конца. Такое с вами частенько бывает: думаете, что блещете умом, а на самом деле выставляете лишь собственное легкомыслие и тупость.

Кто вам сказал, что у людей не было огня до Прометея? Откуда вы это взяли?

С самого начала моего правления в людских жилищах был огонь. Но то был огонь, зажженный молнией, ударившей в дерево, или же потоком раскаленной лавы, вытекшей по моему повелению. Это был мой огонь, данный в пользование, частицу которого люди приносили в свои пещеры, в хижины из ветвей и земли или в первые дворцы, сложенные из камней. Этот огонь надо было оберегать и беспрестанно поддерживать; ведь если я хотел по какой-либо причине, чтобы он угас в таком-то жилище или краю, мне достаточно было поразить хранительниц забывчивостью, или выпустить реку из берегов, или наслать обильный дождь. Для чего, по-вашему, предназначены тяжкие ливни, которыми завершаются мои грозы, если не для того, чтобы гасить разбушевавшиеся пожары, за которыми я не уследил? Я ведь контролировал огонь. Прометей, ваш герой, тоже был к нему допущен, я не мешал ему пользоваться стихией огня. Но он искал способ добывать его самостоятельно.

Прометей собирал кремни и пробовал бить ими по другим камням, гладил кошек по спине, чтобы почувствовать, как в их шерстке потрескивают искры, ходил вокруг вулканов. Он хотел найти саму суть огня. И только когда он этого добился — вероломством, о котором расскажу в свое время, — я был вынужден строго его покарать.

Так что сами видите: прервали вы меня попусту и рассудительности у вас маловато.

Но вернемся к моей бедной сестре.

Потерпев неудачу в попытке обессмертить дитя своих благодетелей, она решила преподнести этому чаду хоть какой-нибудь исключительный дар. И в продуваемой ветрами Элевсинской теснине смастерила собственными руками первую ветряную мельницу. Увидев, как завертелись белые крылья, восхищенный ребенок захлопал в ладоши и с тех пор каждый день приходил любоваться чудесной игрушкой. Позже Деметра показала ему, как использовать силу крыльев для вращения мельничного жернова.

Триптос — так называется древний хлеб, употреблять который советовал один мой подопечный, Гиппократ с острова Кос. Триптерос — это человек, который дробит зерно. Триптолем — имя царственного ребенка, которому Деметра подарила мельницу.

Но молоть на этой мельнице было пока нечего. За тот год, что Деметра провела у царя Келея, заброшенная ею природа перестала что-либо порождать. Не было ни жатвы, ни урожая. В сухой и бесплодной земле семена не взошли. И Та, Которую Не Называют, пользуясь отсутствием своей матери, повсюду рассыпала антисемена, отрицание зародыша и проростка. Поля и сады превратились в пустыню. Я видел, что роду человеческому грозит голодная смерть, даже подаренная Ураном корова не находила себе травы, и ее молоко иссякло.

Тщетно отправлял я к своей сестре новых посланцев, причем отнюдь не ничтожных, чтобы они умолили ее отказаться от своего пагубного упрямства. Просители принимали разные обличья: то ледяного ветра, что дует в щель под дверью, то голодной птицы, что садится на край окна, то ребенка, дрожащего от холода и тянущего руку к прохожему. Они испробовали все возможные языки, чтобы тронуть сердце Деметры. Но она никого не желала слышать.