Сатанель. Источник зла - Хуан Марторель

— Нет-нет. — Теперь настала очередь Николь улыбаться. — Той женщины, которую вы видели, здесь нет. Она действительно владелица этого дома, но она мне не мама. — Девушке начинал нравиться этот разговор. — Я снимаю часть дома, но до возвращения мадам Барбье, а именно так зовут хозяйку, я буду единственной его обитательницей.

— Вот оно что! Тогда позвольте представиться. Меня зовут Жан Массард. А вы мадемуазель?..

— Паскаль. Николь Паскаль. Приятно познакомиться, месье Массард.

— Возвращаясь к началу разговора… Не найдется ли у вас щепотки соли? — В его глазах играли озорные искорки. — Иначе я останусь без ужина.

Николь пришлось сделать над собой усилие, чтобы скрыть от собеседника удовольствие, которое ей доставлял этот разговор. Пока молодой человек говорил, она его разглядывала. Перед ней стоял высокий загорелый брюнет, видимо, лет тридцати, не больше. Открытая улыбка, белоснежные зубы, хотя, вне всякого сомнения, более остального притягивали его глаза. Николь еще никогда не видела такого необычного зеленоватого оттенка. И сейчас эти глаза лучились и искрились, а губы невольно растягивались в улыбке. Он был одет в темно-синюю рубашку с короткими рукавами и легкие бежевые брюки.

— Ах ты, черт! Какая серьезная проблема! — Николь снова сделала над собой усилие, чтобы не рассмеяться. — К сожалению, я не так запаслива, как Татьяна Барбье. Однако, если вам нужна только соль, думаю, что смогу вам помочь. А если в качестве ужина вас устроит вино с сыром, то эту проблему также можете считать решенной. Я как раз собиралась ужинать.

Последние фразы она произнесла, не задумываясь, и почти сразу о них пожалела. «Бог ты мой! Не успела я с ним познакомиться, как уже приглашаю на ужин!» Но неловкость длилась всего несколько секунд. Широкая улыбка и искрящиеся глаза Жана Массарда мгновенно ее рассеяли. Николь тоже улыбнулась. «Черт возьми, а почему бы и нет?» — подумала она.

Молодой человек нарезал сыр, а она достала хлеб, бокалы и вино, положила на поднос две маленькие льняные салфетки и поставила кувшинчик с длинным горлышком. Когда она сидела в саду с мадам Барбье, в этом кувшинчике стояла гвоздика. Сейчас Николь поставила в кувшинчик одну из купленных накануне у выхода из метро веток туберозы.

Несколько минут спустя они уже сидели за столиком в саду.

Жан ушел только в десятом часу. В саду уже стемнело, но никто из них двоих этого как будто не заметил, хотя, вне всякого сомнения, оба отдавали себе отчет, что этот вечер определенно был волшебным. Всю неделю стояла удивительно теплая погода, словно уходящая весна решила порадовать не только свежей зеленью, но и теплом. Напоенный цветочными ароматами воздух кружил голову, а заходящее солнце окрасило все вокруг в непривычно яркие цвета. Постепенно небо сменило цвет с голубого на пурпурный, затем потемнело и засияло звездами.

Жан Массард был архитектором и работал в известной студии, которую держал в Париже его отец со своим партнером. Дом в Сен-Жермене стал его прихотью. Он обнаружил его пару месяцев назад, приехав сюда на экскурсию. У дома стояла табличка «Продается» с номером телефона.

— Я понял, что должен его купить, — рассказывал Жан. — До сих пор не очень хорошо понимаю, что вызвало у меня такой восторг, но ни на мгновение не пожалел о своем решении. И пусть теперь в течение многих лет мне предстоит возвращать деньги отцу и расплачиваться с банком, но каждый раз, когда я в него вхожу, я чувствую, что это того стоило.

Николь рассказала ему о своей работе в Лувре и о наследии Гарнье, о маленькой квартирке, которую она снимала в Париже вместе с подругой, и об импульсе, подтолкнувшем ее искать себе жилье в пригороде.

— К сожалению, я тут лишь квартирантка, — вздохнула она. — Но теперь, когда мадам Барбье уехала, мне начинает казаться, что это действительно мой собственный дом.

Они беседовали непринужденно, как старые друзья, встретившиеся после долгой разлуки. Жан и Николь обнаружили много общего во вкусах и интересах, хотя нашлись и разногласия. К примеру, Жан как архитектор отстаивал пирамиду, возведенную на площади перед Лувром, в то время как археолог Николь выразила искреннее презрение. Каждый стоял на своем, но у обоих сложилось впечатление, что собеседник как минимум прислушался к его мнению. Во всяком случае Николь пообещала себе, что попытается взглянуть на стеклянное сооружение другими глазами.

Прощаясь у калитки, они договорились на следующее утро вместе поехать в Париж. Жан приехал на машине и предложил Николь подвезти ее до музея.

— Не думаю, что это будет быстрее, чем на поезде, — засмеялся он, — зато по дороге мы сможем поговорить.

Николь закрыла калитку и пошла по дорожке к дому. Она улыбалась и была совершенно счастлива. Ее разобрал смех, когда девушка сообразила, что ни она, ни Жан даже не вспомнили о соли.

Париж, 2000 год

Ей показалось, что она перенеслась в свой собственный сон, и от этого холодок пополз по спине.

Египетская коллекция из наследия Гарнье прибыла в музей в первой половине дня, и Николь принялась все распаковывать. Пока для коллекции отвели часть хранилища возле реставрационной лаборатории, где Николь определила каждому экспонату место, пусть пока и временное. Она работала сосредоточенно и осторожно, помня о разбитой в ее кабинете скульптуре Сесостриса. Каждый экспонат был уникальным и неповторимым свидетельством исчезнувшей цивилизации.

Разворачивая уже знакомые предметы коллекции, Николь заново любовалась каждым, не уставая изумляться их необыкновенной ценности. Она едва успела положить на стол таблички с письменами, как вдруг ею овладело неожиданное, но мощное чувство. Эти керамические или известковые пластины, которые древние египтяне использовали для письма, были не самыми ценными экземплярами в коллекции Гарнье. Вообще-то, подобные таблички довольно часто находили на раскопках. Каждая такая пластина свидетельствовала об обычаях древних египтян, не более того. Сами по себе таблички не представляли особой ценности. А вот нанесенный на них текст порой позволял сделать удивительные открытия в области египтологии.

Судя по документам, попавшим в руки Николь, пластины из коллекции Гарнье были найдены в так называемой Птолемеевской шахте. Так называлась яма, вырытая древними египтянами в поисках воды. Но попытка оказалась неудачной, и в яму стали сбрасывать отходы. В колодце были найдены тысячи пластин, ставших ценнейшим источником информации о жизни людей, многие тысячелетия назад населявших эти земли.

Птолемеевская шахта находилась недалеко от места, где в ту далекую эпоху жили рабочие и ремесленники, возводившие гробницы фараонов к югу от горы Фивы. Найденные там таблички многое поведали об обычаях и нравах жителей города мастеров.

Николь посмотрела на разложенные на столе таблички и, как и во сне, ощутила острую необходимость их изучить. Ей показалось, что эти безмолвные свидетели ушедших эпох зовут ее, и никто, кроме нее, их голосов не слышит. Только ей было предначертано разгадать скрытую в этих письменах тайну.