Звезды нового неба - Илья Шумей

– Ну и ладно! Как-нибудь управимся с тем, что есть, – Слепнев все же сумел прошмыгнуть мимо него к терминалу и по-хозяйски оседлал табурет, – ну и где тут у него выключатель?

Смотреть на Гильгамеша было одновременно и больно и страшно. Он грозно нависал над ничего не подозревающим профессором и чем-то смахивал на Везувий, недобро косящийся на копошащиеся у его подножия Помпеи. В его взгляде читалась самая настоящая ревность, словно пальцы Слепнева не плясали по терминалу буровой установки, а ласкали его возлюбленную.

– Я буду в реакторной, – прохрипел он, отрывисто кивнул мне на прощание и буквально пулей вылетел в коридор, а я облегченно вздохнул. Кровопролития удалось избежать. А Слепнев даже не заметил исчезновения техника, продолжая возиться с нашей буровой установкой и что-то бормоча себе под нос.

– Хм, неплохо, неплохо, – заключил он, наконец, – я боялся худшего, но эта старушка пребывает в удивительно добром здравии.

Он обернулся и только сейчас заметил, что нас осталось только двое.

– А где этот, как его… Геракл?

– Не Геракл, а Гильгамеш, – поправил я.

– Гильгамеш!? – профессор заливисто расхохотался, но увидев, что я его не поддержал, умолк и вопросительно на меня посмотрел.

– А вообще, нашего техника зовут Ян, – закончил я свою мысль.

– Передай ему мое почтение. Я давно не видел портального бура в столь отличном состоянии. У вас классный техник! – и он снова рассмеялся, чем смазал все позитивное впечатление от своих слов.

– Я передам, – чем больше веселился Слепнев, тем тоскливей становилось у меня на душе.

– Ну ладно, я тут поколдую маленько, а ты можешь быть свободен. Обратную дорогу я и сам найду.

– Если не возражаете, я посижу тут, рядышком, посмотрю, – я подплыл ближе и закрепился на втором табурете.

– Да с чего мне возражать? – еще один заряд смеха, – сиди, смотри на здоровье, если больше заняться нечем.

– У меня есть приказ, в соответствии с которым Вы – мое основное занятие на сегодня, – я обреченно пожал плечами, – да и просто любопытно.

– Ты что, мой надсмотрщик?

– Экскурсовод.

Черт! Смех Слепнева вызывал у меня почти такую же болезненную реакцию, какую у некоторых людей вызывает скрип мела по доске. А он умудрялся находить повод для веселья во всем, что я говорил. Что же мне теперь – рыбой молчать? Так он и над этим расхохочется.

– Что ж, смотри, коли любопытно, – он снова отвернулся к терминалу, – хотя это первый на моей памяти случай, когда кто-то из обслуживающего персонала интересуется наукой. Впрочем… ты же еще студент, верно?

– Угу.

– У вашей братии интересы обычно ограничиваются девчонками и пивом.

– Здесь, на «Берте», нет ни того ни другого, – тьфу! Я опять забыл, что в присутствии профессора с шутками следует быть осторожней. Мне даже захотелось заткнуть уши.

– Ну, я постараюсь, насколько смогу, скомпенсировать тебе эту недостачу, – у Слепнева от смеха аж слезы на глазах проступили, – если что будет непонятно – спрашивай, не стесняйся.

Он открыл свою объемистую сумку и начал доставать из нее различную аппаратуру, подключая ее к портам терминала и развешивая в воздухе вокруг себя. Я разжился полезным наблюдением – когда наш неугомонный гость был занят делом, он не трепался. Его движения были лаконичными и четкими, он явно хорошо знал свое дело, что не очень-то вязалось с тем, как он вел себя еще пару минут назад. У меня даже сложилось впечатление, что в Слепневе странным образом уживались два совершенно разных человека. Один был молчаливым профессионалом, доктором наук, ученым с мировым именем и автором нескольких популярных книг по астрономии и космологии, в том числе пары детских, а второй являлся бесшабашным гулякой и балагуром без страха, упрека и угрызений совести. Причем переключение между этими двумя личинами происходило молниеносно и без какого-либо предупреждения.

– Ну что, пошли ноль искать? – неожиданно спросил он меня, и я даже растерялся.

– Чего-чего?

– Будем потихоньку заборный портал опускать, пока не нащупаем границу атмосферы – это будет у нас нулевой уровень. В дальнейшем глубина забора отсчитывается именно отсюда. Понятно?

– Да-да, вполне, – доброжелательность Слепнева выглядела столь неожиданной, что я боялся ее спугнуть, – но только…

– Что? – он выжидающе на меня посмотрел и даже убрал руки от терминала.

– Насчет границы атмосферы, – заговорил я, осторожно подбирая слова, – это, все-таки, понятие довольно растяжимое. Как можно точно сказать, где именно она проходит?

– Ты, брат, не забывай, что мы сейчас не дома, и под нами не обычная планета, а мертвая звезда. Тут все по-другому. Атмосфера тут почти из чистого гелия, и она очень тонкая – несколько сот метров, не больше. Так что граница у нее достаточно четкая, и мы ее сейчас поймаем, – Слепнев кивнул на экран, где красовался обруч портала, и снова коснулся веньеров, – вот, смотри.

– Я ничего не вижу, – изображение портала на экране ничуть не изменилось, хоть я и таращил на него глаза изо всех сил.

– Водород пошел, самый верхний слой атмосферы, – профессор указал на колонки цифр, – глазами ты ничего и не увидишь, хотя если сменить диапазон на инфракрасный.

Он потыкал пальцем в клавиатуру, и картинка мигнула, ярко освещенный обруч померк, сменившись еле различимым контуром, зато в самом его центре стало видно тонкую светящуюся струйку, возникавшую словно из ниоткуда и устремляющуюся в пустоту.

– Вот он, горяченький.

– Теперь вижу, – кивнул я, – что дальше?

– Дальше все просто – запускаем систему на постепенное погружение, и она нам рисует карту распределения химических элементов по глубинам.

– Так Гильгамеш это уже делал. Зачем тратить время, если можно.

– Ха! Гильгамеш! – Слепнев отрывисто хохотнул, – что он делал-то?

Искал, на какой глубине угольный пласт начинается? И только?

– М-м-м, не могу точно сказать.

– Зато я могу. Ваше оборудование все равно ничего большего сделать не позволяет. А у меня задача совсем другого масштаба, – он указал на свой планшет, закрепленный за одним из резиновых жгутов на стене, – и я использую спектральный анализатор, установленный на моем корабле. А он на пару-тройку знаков точнее вашего будет. Мне же важен не только химический состав, но и изотопный, да и распределение температур имеет значение. Так что придется сканировать весь ваш шарик по новой.

– И что даст нам ковыряние в остывшем звездном трупе?

– Ха-ха! «В трупе!» – Слепнев смахнул очередную слезу, – что даст? Лучшее понимание внутреннего устройства и эволюции звезд. Еще один пятачок в копилку знаний человечества.

– Так от живых звезд толку, наверное, больше было бы.