Ричард Длинные Руки - майордом - Гай Юлий Орловский

– Узнаешь, – пообещал я. – В общем, занимайтесь бытом, а я пойду окунусь в праздник.

– К леди Дженифер?

Я ухмыльнулся шире.

– Все ты понимаешь, Мартин. Кстати, пленных много взяли? Надо их допросить хорошенько, пока не успели сговориться.

Он потоптался на месте, смущенно развел руками.

– Мне кажется… ни одного.

– Ни одного? – ахнул я. – Как это?

– Хорошо дрались, – ответил Мартин с почтением.

– Нелепость, – сказал я недовольно, – такая битва и – ни одного пленного? Как рыцарь, я восхищаюсь их стойкостью, но как гроссграфу мне нужны языки!

Мартин развел руками.

– Они молодцы, – прогудел он уважительным тоном. – Хорошо дрались! Никто не сдался, каждый бился до смерти яро и отважно.

– Нужно было глушить, – сказал я зло. – Как рыбу подо льдом. Или набросить аркан!.. Петлю, в смысле. В плен можно брать и без желания пленных, не знали? А мне нужно знать, сколько их прошло в Сен-Мори, кто ведет, каков состав войска, какие планы…

Он почесал в затылке.

– Вообще-то да… но как-то не подумали. Был бой, а в бою кто думает о завтрашнем дне?

– Я постоянно думаю, – проворчал я, – ладно, проехали…

Ворота оставались распахнутыми, челядь сновала туда и обратно, перетаскивая диковинки из лагеря варваров. В крепости разгорался праздник. Леди Элинор, прекрасная как никогда, приветствовала въехавших победителей такими словами горячей благодарности, что я ощутил некоторую ревность. Дженифер привела армландцев в неописуемый восторг, а Родриго бегал от рыцаря к рыцарю и просил взять его в поход.

Граф Ришар цвел, наши военачальники бахвалились победами, только барон Альбрехт и сэр Макс сразу же начали с местными рыцарями деловой разговор об участии в благородном походе против варваров. Я еще обдумывал и подыскивал нужные слова, все не так просто, только сэр Растер сказал громко и четко, как припечатал:

– Что ломать головы? Хоть так, хоть эдак, мы все равно не захватчики, а избавители от варваров!

Барон Альбрехт проворчал:

– Избавители? Ну-ну.

– А что не так? – изумился Растер. – Им лучше быть под армландцами, чем под варварами!

Альбрехт посоветовал мягко:

– И все-таки, дорогой сэр Растер, вы такое… не надо вслух. Хорошо? Никто не хочет быть ни под варварами, ни под армландцами.

– Но как же…

– Еще ничего не решено, – пояснил Альбрехт. – Вот соберемся на военном совете… Даже я не могу предположить, куда у нас повернется.

Я беседовал с леди Дженифер, когда примчался запыхавшийся гонец.

– Сэр Ричард, барон Альбрехт извиняется за беспокойство, но просит вас посетить лагерь варваров.

Я сказал извиняющимся тоном:

– Бесконечно сожалею, но этот ворон зря не каркнет…

– Идите, сэр Ричард, – произнесла она со вздохом. – У вас, мужчин, свои дела… Но, если можно…

Она запнулась, щеки заалели.

– Что? – спросил я.

– Сэр Ричард, – сказала она умоляюще, – я всю жизнь провела в крепости!.. И всего пару раз была вне ее, и то все там, в герцогстве…

– Не думаю, – ответил я, – что молодой девушке понравится зрелище мертвых тел. Там тысячи убитых.

– Я рискну.

Я сказал, все еще колеблясь:

– Хорошо. Но учтите, я был против.

– Я буду держаться, – пообещала она.

Хорошо, герцог научил дочерей верховой езде, хотя это и не совсем прилично для молодых девушек. Однако это неприлично в столице, там мощеные дороги, и повозки, которые носятся по этим дорогам, а в пограничных землях дорог нет, одни направления. К счастью, коню дорога не так уж и нужна, он может и канаву перепрыгнуть, и упавшее дерево перескочить, так что повозки здесь не в ходу, разве что грузовые телеги, что курсируют по прямой от деревень к замку и обратно.

Зайчик шел ровно через разгромленный лагерь, копыта иногда звонко бьют в сухую землю, иногда мягко ступают на человеческую плоть. Нередко под ними чавкает, если приходилось двигаться через кровавые лужи. В местах особенно жарких боев все еще текут красные ручьи. В одном низком месте копыта погрузились в кровь по бабки, и так было на протяжении тридцати шагов.

Мне торопливо кланялись и продолжали шарить в шатрах, сумках, одежде варваров, срывали кольца с пальцев, все так же с мясом выдирали серьги из ушей. Я же смотрел на огромный жертвенник из массивного черного камня. Земля пропиталась кровью уж не знаю на какую глубину. Я с ужасом и отвращением увидел, что она шевелится, столько там червей и мух, что питаются человеческой плотью.

Вокруг жертвенника частокол, на заостренных кольях насажены человеческие головы. Будь это несколько лет назад, я бы сказал, что мы не имеем права вмешиваться в чужую культуру, она оригинальна и самобытна, не терпит вмешательства и может погибнуть при соприкосновении с наглым и злобным христианством, так и не понявшим, что бога нет…

Практически рядом, на соседней утоптанной и выровненной площадке вбиты колья. Если на камне жертвоприношения совершали кентавры, то здесь несчастных распинали сами варвары. К вбитым в землю кольям привязывали людей за руки и ноги, затем медленно и с чувством вспарывали животы, выкалывали глаза, отрезали уши, а по гениталиям сперва долго били палками, с удовольствием слушая крики боли… Жрецы следили, чтобы жертвы не умирали слишком быстро, это может прогневать богов, дозировали пытки, подбирали таких помощников, что умеют растягивать наслаждение.

Даже у гарпий свой идол: заостренный кол, обильно политый кровью, а внизу груда костей. По рассказам Мартина и стражников, что с башен рассмотрели все ритуалы, гарпии поднимали человека в воздух и насаживали на острый кол. Тот медленно проходил по заднему проходу, разрывал кишки, и лишь на второй-третий день прорывал живот или грудь. Особенно ценилось, если кол выходил из шеи. Высшее достижение – из темени.

Демократия и политкорректность в действии, мелькнула злая мысль. У них никто никому не мешает, не навязывает свою религию, свои взгляды, свое отношение к миру. Когда-то вот так же поступил мудрый царь Соломон. К концу жизни помудрел настолько, что осудил узость своей веры и заявил, что нельзя препятствовать людям жить свободно, поклоняться тем богам, каким хотят, или не поклоняться им вовсе, исповедовать любые взгляды, в половые отношения вступать не только мужчинам с женщинам, но и мужчинам с мужчинами, а также с животными, рыбами, птицами, ибо эти свободы никому не мешают, главное же, чтобы человек был хороший…

К счастью, жрецы оказались не настолько взмудренные, возмутились и настояли на строгости нравов, осудив даже многоженство царя, ведь Господь дал мужчине в жены только одну женщину. Народ, как ни странно, поддержал суровость морали, хотя вроде бы любой народ – самый что ни есть скот, которому только развлечения и свободу совокуплений. Волнения начались еще при правлении Соломона, а по его смерти рухнуло, подточенное политкорректностью, созданное с таким трудом государство…