Лоренцо Великолепный - Наталья Павлищева

Можно быть гуманистом, но крепко держать меч в руках, как делает сам герцог. Да, он тоже любит книги, картины, философские диспуты, но откладывает все в сторону, когда требуется взяться за оружие. Все дело в том, что Медичи получил свое богатство готовеньким, ему не приходилось бороться или рисковать жизнью. К тому же Медичи банкиры, а банкиров Монтефельтро не любил, даже таких, как Лоренцо.

И не доверял им.

Из задумчивости герцога вывел встревоженный голос солдата:

– Милорд, там…

– Что? – недовольно насупился Федериго Монтефельтро, но последовал в шатер, на который указал охранник.

Внутри ничего особенного не оказалось, там вообще не изменилось ничего. Разве что змея на земле? Стражник подсказал:

– На столе. – И быстро добавил: – Мы не знаем, откуда оно здесь взялось. Никто не входил и не выходил, милорд.

На столе лежало письмо.

– Кроме тебя самого, – усмехнулся Монтефельтро. Если стражник узрел письмо на столе, значит, все же входил?

– Да, милорд, я зажигал свечи. Но только их, милорд.

– А почему ты уверен, что письма не было раньше?

– Три свечи сгорели почти полностью, я вернулся еще раз, чтобы заменить. За эти минуты письмо появилось на столе.

Монтефельтро надоело блеянье стражника, он махнул рукой:

– Ладно, я сам посмотрю, что там.

Вообще-то, он прав, этот растерянный охранник. В такое беспокойное время можно ожидать чего угодно, письмо может быть отравлено, а потому Федериго надел перчатки и прикрыл лицо смоченным водой платком – так защищались от чумы. Но едва развернув послание, о платке забыл, как и вообще об угрозе отравления.

– Кто?! Найти, поймать! Он здесь!

Рев своего командира услышали все в лагере. Никто не понимал, кого и почему нужно поймать, а сам Монтефельтро объяснять не стал.

Паоло со стороны с удовольствием наблюдал за невообразимой суматохой, но главное, за тем, как буквально взлетев в седло, герцог Урбинский в сопровождении малой охраны умчался прочь. Когда стало ясно, что Монтефельтро отбыл, помощник Лоренцо тронул лошадь, направляя ее в другую сторону:

– Поехали, нам запретили убивать этого предателя. А жаль…

Предателем герцог Урбинский был не больше, чем все остальные. Он просто искал выгоду. Но что же заставило Монтефельтро спешно покинуть расположение своего войска?

В подброшенном ему письме были всего две фразы, которые не понял бы никто, кроме нескольких человек, знавших систему кодирования Чикко Симонетты. Значки и закорючки складывались в слова:

«Вы ведь любите своего сына, милорд? Вам лучше быть подле него, а не во владениях Флоренции».

Этого оказалось достаточно, чтобы закаленный в боях кондотьер метнулся в свой замок в Урбино. Любящий отец не мог даже мысли допустить, что его единственный шестилетний сын Гвидобальдо в опасности. У хозяина Урбино много дочерей, и сыновья-бастарды есть, но законный только один.

Кто-то знал о секретной переписке, как знал и о том, что дороже малыша Гвидобальдо для одноглазого кондотьера никого не существует. Знал и воспользовался этим знанием. Если с сыном что-то случится, все остальное уже не будет иметь значения – ни папская милость или папский гнев, ни блеск дворца, ни новые картины и книги, ничего. Все для наследника, а тот в опасности. Потому кондотьер с безупречной репутацией наемника без страха и упрека, без жалости и нерешительности бросил свое войско.

Он загнал несколько лошадей, оставил по дороге почти всю охрану и примчался домой так быстро, как только возможно. Когда показались острые башенки дворца Урбино, последняя лошадь тоже была готова пасть. Лошадь охранника хрипела.

– Всадники…

Мелькнула мысль, что завтра же прогонит всех стражников у ворот, которые открыли перед ними посреди ночи. Но оказалось, герцога просто узнали.

– Милорд, что случилось?

Не отвечая, Федериго бросил поводья слуге и помчался в покои сына, прыгая по лестнице через ступеньку. Отовсюду выскакивали слуги и охрана:

– Милорд?

– Милорд герцог, что случилось?

Мать Гвидобальдо умерла вскоре после его рождения, но вокруг мальчика всегда было достаточно бдительных нянек, а потом воспитателей и охраны. В комнате перед спальней ребенка, услышав шум, охрана обнажила мечи, а из самой спальни выскочил его перепуганный наставник.

– Где Гвидобальдо?!

Луиджи с изумлением смотрел на взмыленного герцога:

– Спит…

Буквально отшвырнув воспитателя в сторону, Монтефельтро ворвался в спальню.

Разбуженный шумом, малыш потянулся к нему – теплый, по-детски сладко пахнущий со сна:

– Папа…

Герцог опустился рядом с его постелью на колени, обхватил ребенка руками, уткнулся лицом в маленькие ладошки и замер. Нет, он не плакал, из единственного глаза не выкатилось ни слезинки, но опустошение было полным.

Никто не спрашивал, почему герцог Урбинский вдруг примчался домой, и без того ясно, что ему сообщили плохую весть о любимом сыне.

Успокоив Гвидобальдо и уложив его спать, Монтефельтро вышел на лоджию.

Он стоял, наблюдая как постепенно светлеет небо над горами, слушал звуки оживающего с рассветом города и размышлял.

Пока мчался почти от Сиены до Урбино, в голове билась только одна мысль: успеть! Но теперь Монтефельтро задумался о самом письме. Не о том, как его подбросили в шатер, за это солдаты еще будут наказаны, но о том, кто написал послание. Тот, кто это сделал, все рассчитал точно и, хотя герцог больше не боялся угроз безопасности сына, точно зная, что не оставит мальчика одного и на час, сама способность написать письмо шифром его беспокоила.

Vide enim, quam qui beneficia – ищите, кому более всего выгодно.

Конечно, Флоренции. Именно ей выгодно сейчас отсутствие в армии герцога Урбинского, тем более его спешный отъезд, больше похожий на бегство.

А во Флоренции есть один человек, который способен придумать такое.

И вот за эту ночную скачку наперегонки с собственным ужасом герцог Урбинский люто возненавидел Лоренцо Медичи. Не за удачливость флорентийца, не за его богатство, которое само упало в руки от предков, даже не за всеобщее восхищение и прозвище Великолепный, а за то, что Лоренцо Медичи точно угадал его самое больное место и столь же точно ударил.

Сандро стал куда-то пропадать, Джулиано уже несколько раз заходил в его мастерскую, но художника не застал.

Вот и в этот раз Боттичелли где-то шлялся. Нашел красотку? Так ведь на улице день, к красоткам обычно ходят по ночам… Слуга лишь развел руками:

– Не, кажись, не гуляет, рисует где-то. Вон сколько бумаги да угля перевел.