Лоренцо Великолепный - Наталья Павлищева

Джулиано подошел к столу, заваленному набросками. Одна стопка была ему знакома – Боттичелли пытался нарисовать Симонетту в виде Весны, но Весна получалась грустная. А вот вторая стопка листов…

Медичи стоял, перебирая один лист за другим, не в силах оторваться.

Сандро удалось!

Нет, на набросках была не Симонетта, но словно бы ее сестра, причем такого же возраста, как тогда, много лет назад. Или он уже забыл любимый лик, испугался Джулиано. Наверное, так и есть, помнил повзрослевшую Симонетту, а не ту тоненькую девчонку со смущенным и одновременно чуть озорным взглядом, которая выступила из-за спины своего мужа Марко Веспуччи и мгновенно свела всех с ума.

Он перебирал один лист за другим, пытаясь понять, что чувствует. И не понимал. Это была немыслимая смесь из восторга, тоски, сомнений и даже сожаления.

Слуга не знал, кто это, сказал, что никто такой позировать хозяину не приходит, да вообще никто уже больше недели не появляется. Джулиано решил расспросить у Сандро при случае, а уходя, прихватил с собой один из набросков – показать брату. Не показал, сначала Великолепному было попросту некогда, а потом…

В тот же вечер, узнав, что во время его отсутствия Джулиано рассматривал наброски, Боттичелли не просто орал на слугу, но и избил ничего не понимающего парнишку чем под руку попало. На счастье слуги, под руку попался какой-то свиток, было более обидно, нежели больно. Слуга не понимал, ведь младший Медичи и его хозяин друзья, Джулиано всегда пускали в мастерскую и позволяли делать все, однажды даже из озорства пририсовать усы какой-то красавице на уже готовой картине. Сандро потом долго исправлял, но вот так не ругался. А тут ничего особенного, посмотрел человек угольные наброски, и ладно бы. Может, унес какой, но хозяин даже не проверил, сколько их осталось.

Может, поссорились?

Вот так всегда – хозяева ссорятся, а слугам попадает.

Джулиано скучал и заглянул к брату скорее поэтому, чем по делу. Тот попросил:

– Подожди, я сейчас освобожусь, только отправлю слугу к Сангалло.

– Зачем?

– Нужно отнести ему бумаги. И после этого я еще допишу два письма…

Лоренцо вечно занят, если дома. И как он все успевает?

Джулиано было неловко отрывать старшего брата от дела, и он предложил:

– Давай я отнесу.

– Ты?

– Да, я как раз к нему собирался. По делу.

– Хорошо. Вот. – Великолепный приложил перстень к остывающему сургучу и подал письмо брату.

У Джулиано не было никакого дела к Сангалло, просто хотелось уйти из дома.

Наверняка у архитектора тоже дела, но он все равно найдет минутку, чтобы перекинуться парой слов с приятелем.

Оставив двух своих слуг на улице перед домом скучать, Джулиано отправился внутрь. В доме на Борджо Пинти его хорошо знали, открывший дверь слуга сообщил, что хозяин скоро будет, а мессир Боттичелли в комнате.

Боттичелли? Вот он где… Джулиано решил подшутить над приятелем, а потому вошел почти на цыпочках, постаравшись, чтобы дверь не скрипнула. Но если бы и хлопнул ею, Сандро не услышал, он стоял перед небольшим холстом с палитрой и кистями в руках. Спросить, что это художник делает здесь, в довольно темной комнате, когда у него имеется прекрасная светлая мастерская, Джулиано не успел, вернее, увидев, что именно пишет художник, замер.

На холсте был почти законченный портрет девушки, той самой, с набросков.

Боттичелли почувствовал, что кто-то есть сзади, начал поворачиваться, а сам Джулиано открывать рот, чтобы спросить, кто это. Но тут нежный, словно звон колокольчика, голос из-за двери произнес:

– Я готова, мессир Боттичелли.

И в комнате появилось Солнышко.

Нет, это не была Симонетта, даже шестнадцатилетняя, лицо несколько иное, но тоже полудетское, очаровательное. Широко распахнутые зеленые глаза смотрели одновременно задорно и смущенно, чуть курносый носик, алые губки.

Сандро, который умудрился испачкать краской рукав близко подошедшего Джулиано, пробурчал:

– Нашел-таки… – И объяснил: – Оретта, это мессир Джулиано Медичи.

Оретта… почти Фьоретта, словно в честь богини Флоры названа… потому и глаза зеленые…

Сколько он простоял столбом, Джулиано не знал, но также замерла и сама девушка. Она не задумалась над произнесенным художником именем. Джулиано, и ладно. Оретта, не отрываясь, смотрела в темные широко посаженные глаза молодого человека.

Некоторое время Боттичелли переводил взгляд с Джулиано на Оретту и обратно, а потом с досадой крякнул:

– Прав был Антонио!

Эти двое не замечали ничего, они даже не повернулись, когда в комнату вошел сам хозяин дома.

Боттичелли ожидал грома и молний, как теперь объяснить, что он ничего не рассказывал Джулиано и тот пришел сам? Сангалло не поверит.

Но объяснять не пришлось. Оретта очнулась и попросила:

– Мессир Сангалло, мне пора идти. Дядя будет беспокоиться.

– Нет! Тебя ищут. Горини сказал, что возвращаться нельзя. Антонио уже спрашивали люди Пацци, не у него ли девчонка. Сказал, что нет. Могут проверить.

И без того большие зеленые глаза от ужаса стали огромными и наполнились слезами, в отчаянии девушка прошептала:

– Нашли меня…

Сандро едва успел подхватить ее и усадить на свой стул, ноги бедняжку просто не держали.

– Да объясните же, в чем дело! – взвыл Джулиано и получил резкую отповедь от Сангалло:

– А тебя вообще здесь быть не должно! Откуда ты взялся?!

– Вот, – протянул ему конверт Медичи.

Пока Антонио читал послание Великолепного, Сандро объяснял:

– Оретта сбежала от родственников. Здесь у нее дядя по матери в доме напротив. Ей нельзя возвращаться – замуж выдадут…

– За старого горбуна, – едва слышно прошептала сама Оретта. – Надо было сразу идти в монастырь.

– В монастырь тоже нельзя. Если Пацци проверяют этот монастырь, то легко обойдут и другие. Пока надо переждать. – Сангалло пробежал письмо Великолепного глазами и теперь размышлял над сложившейся ситуацией.

Джулиано, который кое-что уже понял, замотал головой:

– Во Флоренции есть одно место, куда никто не сунется искать – дом Медичи! Нужно отвести Оретту к нам.

– Ты не слышал, что я сказал? Я сказал, что ее ищут Пацци.

– И что?

– Оретта Пацци! Понимаешь, Пацци.

– Бьянка тоже Пацци.

– Твоя сестра не сбегала из дома, ее торжественно выдали замуж за Гильельмо, и она не бастард.

Сама Оретта залилась слезами. Антонио поморщился: