Сладкий папочка - Лиза Клейпас

Следуя за Харди, который шел не торопясь, с ленцой, слегка сжимая мою руку в своей, я чувствовала, как сердце мое стучит с головокружительной силой. Я удивилась, что он захотел потанцевать со мной: ведь раньше он случая не упускал дать мне понять, чтобы ни на что другое, кроме дружбы с ним, я не рассчитывала. Меня так и тянуло спросить у него, почему, но я молчала. Очень уж хотелось потанцевать с ним.

Когда он осторожно привлек меня к себе, голова моя пошла кругом от дурманящего предчувствия.

– Идея неудачная, ты не находишь? – спросила я.

– Да. Положи на меня руку.

Моя ладонь легла на его твердое плечо. Было видно, как неровно вздымается его грудь. Взглянув в его прекрасное строгое лицо, я поняла, что сейчас именно тот редкий момент, когда Харди уступает своим желаниям. В его глазах была настороженность и покорность судьбе, как у воришки, который знает, что его скоро поймают.

Словно издалека до меня доносилась сладостно-горькая песня, некогда исполнявшаяся Ренди Тревисом, полная боли и отчаяния и в то же время простенькая, какой может быть только музыка кантри. Тяжесть рук Харди, ведущих меня, наши соприкасающиеся ноги в джинсах. Казалось, мы не столько танцуем, сколько дрейфуем в море, обрубив концы. Мы вместе с остальными парами плыли по течению, плавно скользя в медленном, благопристойном танце, в тысячу раз более сексуальном, чем все то, чем мы занимались с Люком. Мне не приходилось думать о том, как двигаться и как повернуться.

От Харди пахло дымом и солнцем. Хотелось залезть ему под рубашку и миллиметр за миллиметром исследовать его кожу – почувствовать каждую ее складочку, каждую неровность. Хотелось делать то, что я не могла выразить словами.

Музыканты заиграли еще медленнее, тустеп постепенно затухал, перерастая в другую мелодию, которой завершали танец, и пары, слегка покачиваясь, почти застыли на месте в объятиях друг друга. Теперь Харди прижимался ко мне всем телом, и это меня страшно взволновало. Я склонила голову ему на плечо и ощутила на своей щеке его губы. Они были сухими и гладкими. Ошеломленная, я не произнесла ни звука. Он еще сильнее обнял меня, его рука, спустившись по моей спине, очутилась у меня на бедре и слегка сдавила его. Я чувствовала его возбуждение и жадно прильнула к нему бедрами.

Три-четыре минуты – это так мало. Люди каждый день теряют сотни минут, безрассудно растрачивая их на пустяки. Но иногда за это ничтожно короткое время может случиться такое, что останется в памяти на всю жизнь. Объятия Харди, ощущение полноты жизни в этот момент от того, что Харди рядом, были куда более интимным актом, чем секс. Даже теперь, всякий раз оглядываясь назад, я чувствую, как мои щеки вновь пылают.

Когда музыка переключилась на другой ритм, Харди повел меня с танцпола. Он вел меня, поддерживая под левый локоть, тихо предупреждая, чтобы я не споткнулась, когда мы перешагивали через громоздкие электрокабели, расползшиеся по земле, точно развернувшие свои кольца змеи. Я не понимала, куда мы идем, знала только, что прочь от прилавков с товарами. Мы подошли к можжевеловой изгороди. Обхватив меня за талию Харди с потрясающей легкостью усадил меня на верхнюю жердь, и наши лица оказались на одном уровне, а мои сжатые колени уткнулись ему в живот.

– Держи меня, а то я упаду, – сказала я.

– Не упадешь. – Харди крепко держал меня за бедра. Жар его ладоней проникал через ткань моих легких летних джинсов. Меня охватило почти непреодолимое желание раздвинуть ноги и прижать его к себе, так чтобы он оказался между ними. Но я вместо этого сидела, напряженно сжав колени, прислушиваясь к бешеному стуку своего сердца. Пыльный свет ярмарочных фонарей за спиной у Харди рассыпался веером, не давая мне разглядеть выражение его лица.

Он медленно покачал головой, словно столкнулся с какой-то проблемой, к которой не знает, как подступиться.

– Либерти, мне нужно сказать тебе... Я скоро уезжаю.

– Уезжаешь из Уэлкома? – насилу выговорила я.

– Да.

– Когда? Куда?

– Через пару дней. Мне обломилась работа, на которую я претендовал, и... Какое-то время меня здесь не будет.

– Чем ты будешь заниматься?

– Буду работать сварщиком в нефтедобывающей компании. Сначала на морской буровой установке в заливе. Но они часто перемещают сварочные машины в соответствии с контрактами. – Харди помолчал, наблюдая за моей реакцией. Он знал, что мой отец погиб на буровой установке. Работа на морских буровых установках хорошо оплачивается, но сопряжена с повышенной опасностью. Чтобы работать на нефтяной вышке с горелкой в руке, нужно быть сумасшедшим или самоубийцей. Харди, по-видимому, угадал мои мысли. – Постараюсь обойтись без взрывов.

Если он пытался вызвать улыбку на моем лице, то его попытка с треском провалилась. Было очевидно, что я вижу Харди Кейтса в последний раз. Спрашивать, вернется ли он когда-нибудь ко мне, не имело смысла. Мне предстояло распрощаться с ним. Но я знала, что, пока я жива, разлука с ним будет мучить меня, как фантомная боль.

Я подумала о его будущем, об океанах, которые он пересечет, о континентах, на которых побывает, оставаясь вдали от всех, кто знал и любил его. Так далеко, куда не дойдут даже молитвы его матери. Среди его будущих женщин найдется, наверное, одна, которой дано будет узнать его секреты, она родит ему детей, на ее глазах время будет оставлять на нем свои отметины. И этой женщиной буду не я.

– Удачи тебе, – глухо сказала я. – У тебя все получится. Думаю, ты в итоге добьешься всего, чего хочешь. Думаю, ты будешь успешнее, чем даже можно предположить.

Голос Харди был тих и спокоен.

– Что ты делаешь, Либерти?

– Говорю то, что ты хочешь услышать. Желаю тебе удачи. Счастья тебе в жизни. – Я оттолкнула его коленями. – Пусти меня.

– Подожди. Сначала ты мне скажешь, почему всякий раз, как я пытался не причинить тебе боль, ты злилась.

– Потому что мне все равно было больно. – Я не следила за словами, которые вырывались у меня. – И если ты когда-нибудь спросил бы меня, чего я хочу, я ответила бы, что хочу тебя всего вместе с болью в придачу. Но я не получаю ничего, кроме этих дурацких... – я запнулась, тщетно пытаясь подобрать слово поточнее, – дурацких оправданий в том, что ты якобы не хочешь причинять мне боль, тогда как на самом деле это ты боишься, что тебе будет больно. Ты боишься полюбить, потому что любовь помешает тебе осуществить свои мечты уехать и ты останешься жить в Уэлкоме до конца жизни. Ты боишься...

Я, не договорив, ахнула, потому что Харди схватил меня за плечи и слегка встряхнул. Это короткое движение отдалось у меня во всем теле.

– Прекрати, – резко сказал он.

– Ты знаешь, почему я гуляла с Люком Бишопом? – спросила я с отчаянным безрассудством. – Да потому, что я хотела тебя и не могла тебя получить, а он оказался наиболее похожим на тебя. И каждый раз, как я с ним спала, я желала, чтобы на его месте был ты, и я тебя за это ненавижу даже больше, чем себя.