Кто хочет стать президентом? - Михаил Попов

Но если он так решил, может быть, так надо?

– Я не знаю, что сказать.

– Понимаю. Но, согласись, по крайней мере одно мы обязательно должны сказать хотя бы друг другу.

– Что ты имеешь в виду?

Капустин пожевал тонкими губами и посмотрел на снегопад в своем окне.

– Что мы – именно мы двое – не оставим Андрея Андреевича без поддержки. Что бы вокруг ни творилось.

Нина поглядела в его сторону, он все еще сидел отвернувшись. Выражение лица только угадывалось по отражению в стекле, и выражение это было неопределенным.

– Ты предлагаешь мне работу в предвыборном штабе? Капустин резко обернулся.

– Нет, нет, я думаю, тебе не следует влезать в эту грязную политкухню.

– Да что вы, право, все бубните – «грязная, грязная»! Грязь приносят с собой конкретные грязные люди. Если готовить еду чистыми руками не из гнилых продуктов, то…

– Нет, Нина, слова твои прекрасны, но с практикой не согласуются. Лично я против того, чтобы ты окуналась с головой в работу предвыборной команды.

– Тогда, извини, как понять твои слова насчет «не оставим Андрея Андреевича»?

– Я от них не отказываюсь. Ты можешь помочь отцу. Очень конкретно, но формально не переходя к нему на работу.

Нина ослабила узел шарфа на шее. Ей стало немного жарко. Депрессивное состояние улетучилось, в глазах зажглись огоньки живого интереса.

– Говори, что ты для меня приготовил.

– Дело не очень приятное, насколько я могу представить.

– Кто-то должен делать и неприятную работу. Я не сказала – «грязную».

Капустин усмехнулся, взял тоненькую лапку Нины и пожал своей широкой, сухой, умной рукой.

– Тебе придется встретиться с Аллой Михайловной.

– С мамой? А с ней-то зачем?

Супруги Голодины давно жили врозь, их интересы разошлись еще до того, как расстались их кровати. Алла Михайловна профессорствовала в одном из частных московских университетов, плела ученые статьи с такой же сноровкой, как другие женщины вяжут носки, и не так давно получила даже степень кандидата богословия. Стиль поведения по жизни – мирское монашество. Нина понимала, что это как бы в укор гедонистическому обжорству жизнью, исповедуемому отцом. Чем дальше Алла Михайловна продвигалась по лестнице воздержания и самосовершенствования, тем с более высокого уровня она посылала стрелы немых укоризн в адрес Андрея Андреевича. Конечно, это была какая-то извращенная форма привязанности. Лучше б нашла себе мужа или хотя бы меняла мужиков – так считала даже сама Нина.

– Поняла, поняла, можешь не продолжать. У кандидата в президенты должна быть образцовая семья.

– Тебе даже ничего не надо объяснять.

– Ты хочешь, чтобы я с нею поговорила?

– Так надо для дела.

– Много, наверное, еще будет неприятных дел, объясняемых необходимостью для ДЕЛА.

Капустин кивнул.

– Вот поэтому я и не хочу, чтобы ты напрямую впрягалась в работу.

– Ну, насчет мамы ты можешь быть спокоен. Она не такой человек. Не станет она гадить отцу. И не потому, что проникнется осознанием важности политического момента, а потому, что в принципе не способна гадить людям.

– Я с тобой согласен, Нинуль. Ты знаешь мое отношение к Алле, я бы сам мог за нее поручиться и положиться на ее порядочность в любом деле, но только в том, которое касалось бы лично меня. А тут слишком высокие ставки, говоря суконным языком игры. Я обязан обеспечить безопасность Андрея Андреевича на всех направлениях и от всех опасностей и буду это делать.

– Понимаю, понимаю, но что конкретно ты вкладываешь в эти слова?

– Тебе надо поговорить с Аллой Михайловной.

– Это я уже слышала.

– Мы не собираемся делать из нее Хилари Клинтон.

– И не получилось бы.

– И не надо. Одним хорошим человеком останется больше. Но дело в том, что Алле придется все же чуть-чуть подыграть Андрею Андреевичу.

– Что ты под этим подразумеваешь?

– Сущую ерунду. Пару раз появиться перед телекамерами с отрепетированной улыбкой на лице. Скажем, на предвыборном участке в день голосования. Кандидат такой-то с супругой подходят к урне и опускают бюллетени. Всего несколько раз. У электората, извини за лексику, должно сложиться впечатление, что Андрей Андреевич Голодин…

– Нормальный человек, имеющий полноценную семью. Но это же ложь, Кирилл. Ведь нет никакой полноценной семьи.

Капустин внимательно-внимательно поглядел в глаза спутнице. Не сказал ничего, но так получилось, что Нина вдруг вспомнила свое состояние в начале их разговора, вспомнила Калинов, съемку, свое паническое ожидание ядовитых Кирилловых вопросов, и поняла, что с матерью говорить придется. И говорить не о двух-трех появлениях с мужем на публике, а именно о поведении а-ля миссис Клинтон. Журналюги так и так ведь все раскопают. Мама, конечно, человек порядочный, до сих пор отца, кажется, любит, но все же трудно сказать, на какие жертвы она ради него готова.

– Хорошо, хорошо, Кирюша, я поговорю с мамой. Ничего не обещаю в смысле конкретного результата, но напрягусь.

– В конце концов, Нинуль, это ведь все ради него. Своей корысти мы с тобой не преследуем.

«Как все интересно поворачивается, если уметь правильно повернуть», – подумала Нина, опять отворачиваясь к картине снегопада.

г. Калинов

Примерно через неделю после случая с двумя американками Варвара Борисовна Дерябкина, ничего не слыхавшая о жутких событиях на железной дороге, сидела на своем рабочем месте и работала. Варвара Борисовна была пожилая полная некрасивая женщина с собранными в пучок на затылке пегими волосами и в тяжелых мутноватых очках, одетая в коричневое, еще кримпленовое платье. По виду обычная пенсионерка, а на самом деле – одна из представительниц художественной элиты Калинова. Член союза писателей СССР, руководитель литературной студии «Каменный цветок» и главный редактор альманаха «Калиновские самоцветы». В прежние времена она писала повести о пионерах – любителях родной южноуральской природы – и время от времени публиковала их в «Костре» и «Пионере». Пользовалась уважением местного партийного начальства, являлась непременным участником всех городских торжеств, любила походы по школам с затеванием задушевных бесед о смысле советской жизни с учащимися средних и старших классов. Своих детей у нее не было, а стало быть, не было и внуков, так что с крушением прежнего строя жизни она утратила и круг привычного общения. Но духовно выстояла, нашла себя в новых условиях. От прежних властей ей досталась однокомнатная квартира в панельной пятиэтажке, «Москвич-407» универсал и комната в районной библиотеке, где и базировались вышеназванные «Каменный цветок» и «Калиновские самоцветы».