Лекарство - Ксения Гранд

– Что здесь было?

– Война.

Ответ Блэквуда приходится кстати, и, хоть спрашивала я не его, услышать живой голос в этом гиблом месте настоящее спасение. Это напоминает, что я здесь не одна. Где-то возле уха проскальзывает голос Лима:

– Ничего себе ударчик. Повезло, что нас не снесло волной, – он хватает меня за плечо. – Ты как?

– Жива.

Его на удивление бодрый голос воодушевляет. Лицо блеклое, все в пыли, на левой щеке царапина. Ну и вид, хотя не уверена, что выгляжу лучше.

– Рано радоваться, – отзывается Марена. – Самое интересное впереди.

Марена, в отличие от брата, выглядит свежее. Ни царапины. Что это: везение или она просто сражается лучше Лима?

– Молчать. Забыли, где находитесь?

Блэквуд выныривает из пылевого облака. Так естественно, будто все время только и делал, что бродил по сумраку.

– Мы за стеной. Что дальше? Можем передохнуть?

– Только добравшись до безопасного места.

– Чем здесь плохо?

– Возле стены оставаться рискованно, – вмешивается Марена, – здесь мы как на ладони. Ни деревьев, ни укрытия.

Блэквуд бросает на нее такой взгляд, от которого даже на самом крепком камне пошла бы трещина. Мне даже становится ее жаль.

– Курс до ближайшего леса. Двигаться быстро, вещи не оставлять, время на отдых минимальное. Все ясно?

– Да, сир, – Марена подхватывает рюкзак и уходит за ним. Подмигнув мне, Лим следует за ней. Похоже, сегодня будет долгий вечер.

Передвигаться по пылевому облаку не так сложно, если не учитывать, что мы не видим ничего дальше двух метров. Даже дышать становится проще, не считая одышки и непонятного привкуса серы во рту. Такой же странный запах витает и в воздухе. Стараюсь не терять спину Лима из виду. Так тихо. Только пыль потрескивает под ногами. От этого ощущение зловещей неизвестности лишь усиливается. Вдруг покрывало тишины прорезает треск, будто ветка лопается под ногами. Убираю ногу. Кажется, там что-то есть. Что-то круглое и коричневое. Разрываю носком пыльную кучу. Что это? Камень? Не похоже. Да и с чего камню трещать. Да это же… череп! Рядом еще один и еще. Да их здесь целое море! Море костей, поле останков. Ужас накатывает так резко, что снова становится трудно дышать. Не хочу знать, даже думать об этом. Бегу вслед за остальными и вскоре равняюсь с Лимом. Пытаюсь восстановить дыхание, но это удается с трудом. Для дыхания нужен кислород, а здесь его меньше, чем на дне океана. Под ногой то и дело раздается треск, от которого все внутри переворачивается. Будто это мои кости трещат, а не усопших. Просто не думай об этом. Забудь. Постарайся переключить внимание.

– Как началась война между сиринити и моровами?

Лим раздается кашлем. Даже сквозь смог вижу, как напрягаются его скулы.

– Я думал, Старейшина посвятил тебя в детали.

– Кристиан рассказал о восстании, но не все.

Он удивленно оборачивается. Не привык слышать имя Старейшины, да еще и с таким непринужденным тоном.

– Пожалуйста, я должна знать.

– Ну ладно, – он прочищает горло. – Ты знаешь, кто такие сангвинары?

– Это вы.

– Да, но не только. Раньше не было разделения на сиринити и моровов. Все больные сангморой входили в единую касту сангвинаров. Но все изменилось после открытия удивительной особенности инъекций. Кровь не только лечит, она омолаживает. Инъекция продлевает жизнь больному до получения следующей порции.

– То есть вы совсем не стареете?

– Стареем, конечно, но только медленнее, чем люди.

Вот что имел в виду Кристиан, когда говорил о вечной жизни. Это многое объясняет.

– Узнав об этом, сангвинары разделились на две стороны: ту, которая посчитала возможность вечной жизни даром, и тех, кто старался сохранить баланс с людьми.

– Сиринити.

Лим кивает.

– Несмотря на старания Старейшин, две стороны не смогли достичь согласия и…

– После этого они начали воевать?

– Нет, они начали воевать после того, как моровы принялись массово убивать людей.

Переступаю через обугленную кучу костей. Не думай об этом, думай о войне.

– Нужды моровов росли с каждым днем. Крови, предоставляемой Старейшинами, было мало, поэтому они начали собственную добычу.

Добыча крови… звучит ужасно.

– Сначала единичные жертвы, затем десятки, а после – тысячи. Моровы становились все кровожаднее, все сильнее. Только после того, как в ход пошли целые поселения, сиринити поняли, что все потеряно. Они нашли только один выход…

– Построить черт-знает-скольки-метровую стену, изолирующую моровов от внешнего мира?

– Именно. Остальное ты знаешь.

Я задумываюсь. Почему сиринити пришли к такому решению? Они сказали, что эвакуировали людей за стену, чтобы не оставить моровам шансов, но все же кто-то мог остаться, ведь невозможно переправить всех. К тому же лекарство. Почему они не забрали его до того, как закрыли врата? Это как-то нелогично.

– Я только одного не понимаю.

– Чего?

– Если лекарство могло помочь сиринити выиграть войну, почему они не забрали его?

– Все просто, они не знали о нем. О существовании лекарства стало известно после начала войны.

– Почему тогда сиринити не забрали лекарство перед тем, как закрыть врата?

– У них не было выбора, – вмешивается Марена. – Моровы устроили облаву на врата. Нужно было действовать. Не запри они тогда врата, твари могли проникнуть за стену и тогда всему бы настал конец.

– Но часть стражей осталась за стеной.

– Победа невозможна без жертв.

Марена тащит Лима за собой. Это странно. В их рассказе много пробелов, и никто не может их заполнить. Или не хочет. Замечаю, что дымка рассеялась. Мы подошли к началу леса. Спустя какое-то время над головой вырастают ели, такие громадные, что их верхушки теряются в небе. Почти с пятиэтажное здание! Наверное, им не одна сотня лет.

– Почему не остановиться на ночлег здесь?

Не успевает Лим открыть рот, как за него отвечает Марена.

– Это не нам решать. У нас есть коннетабль[1], забыла?

Забудешь тут, когда этот коннетабль погружает все на ближайшие два километра в пучину черного террора. Хоть мы и двигаемся на изрядном расстоянии друг от друга, не могу не заметить, как Блэквуд на меня поглядывает. Будто само мое присутствие его раздражает.

– Он со всеми так любезен?

– Не бери в голову, – отмахивается Лим. – Коннетабль никого не почитает, особенно Блумов.