Смерш. Один в поле воин - Николай Лузан

— Не знаю, — признался Ильин.

— Так влет и не скажешь, — затруднился ответить Петр.

— А если использовать как зацепку задание Гопа по сбору данных о наших резервах на южном фланге и на этом попытаться их раскрутить? — задался вопросом Селивановский.

— Тогда есть резон подключить группу Чумаченко и действовать на параллельных курсах, — подхватил эту мысль Петр.

— А что, хороший вариант. Глядишь, не у Петра, так у нее выстрелит! — поддержал Ильин.

— Только глядеть надо в оба, в абвере не дураки сидят! В общем, хлопцы, даю вам двое суток. Радиограммы в абвер должны лежать у меня на столе не позднее двадцать первого! — распорядился Селивановский и закончил совещание.

Этих суток у Петра с Владимиром не было. Танковая группировка генерала фон Клейста, прошла как нож сквозь масло через левый фланг Юго-Западного фронта и 23 мая южнее города Балаклеи соединилась с частями 6-й армии будущего генерал-фельдмаршала Паулюса. Кольцо окружения вокруг советских войск замкнулось, управление ими было дезорганизовано, и сражение превратилось в кровавую бойню.

Ильин, а вместе с ним Прядко, Погребинский и Чумаченко, в то время находившиеся в отделе Рязанцева, оказались отрезанными от основных сил, оборонявших штаб 6-й армии. Штурмовой отряд гитлеровцев при поддержке танков рассек надвое боевые порядки, а затем минометные батарее принялись методично добивать тех, кто продолжал еще сопротивляться. Под этим убийственным огнем шансов остаться в живых не было. Рязанцев решил не медлить, собрав в один кулак уцелевших оперативных работников, бойцов из взвода охраны отдела и полтора десятка красноармейцев, прибившихся из других частей, предпринял отчаянную попытку прорваться на соединение с командованием 6-й армии.

Под прикрытием железнодорожной насыпи они вплотную приблизились к гитлеровцам. Рязанцев окинул взглядом бойцов и приказал:

— Гранаты к бою!

Руки красноармейцев взметнулись в броске и по команде: «Огонь!» — «лимонки» полетели во врага.

Еще не затихли разрывы, а Рязанцев вскочил на насыпь и с криком: «За мной!» — ринулся в атаку.

Петр, передернув затвор пистолета, перекинул его в левую руку, правой выхватил из-за пояса саперную лопату и бросился за ним вдогонку. Рядом бежал Ильин, не отставали от них и Чумаченко с Погребинским. Натиск оказался настолько стремителен, что гитлеровцы не успели опомниться. Те, кто уцелел после гранат и автоматного огня, были изрублены саперными лопатками и штык-ножами.

Вместе с Рязанцевым из окружения вырвалось меньше взвода. До штаба армии оставалось около километра — это прибавило сил, и они одним рывком преодолели пустырь и залегли в канаве. Впереди, сквозь дым и гарь, проступили горящие развалины — все, что осталось от командного пункта. Оттуда доносились звуки ожесточенной перестрелки и отчаянные крики, в которых смешалась русская и немецкая речь. Сотня гитлеровцев при поддержке танков штурмовали последний оплот командующего армией генерала Городнянского. Он и горстка офицеров предпочли смерть позору плена. Мощный взрыв похоронил под обломками командного пункта последних его защитников.

Теперь группа Рязанцева оказалась меж двух огней. Со стороны КП армии на нее надвигались четыре танка, а позади, пришедшие в себя, гитлеровцы открыли огонь. Спасаясь от неминуемой гибели, он, а вместе с ним Ильин, Прядко, Погребинский, Чумаченко и те из бойцов, кто мог еще двигаться, бросились искать спасения в цехах механического завода. Но там они напоролись на отряд румын и сошлись в рукопашной.

Воздух сотряс яростный рев и мат. Петр уже не видел ничего и никого, кроме верзилы унтера. На него стремительно надвигалась перекосившаяся от ярости физиономия. Вверх взметнулась ручища, вздувшаяся синими узелищами вен. Зловеще блеснуло лезвие тесака. Из глотки унтера вырвался звериный рык, и чудовищной силы удар обрушился на Петра. В последний момент, он совершил уклон вправо — холодная сталь обожгла левое плечо, и вонзил саперную лопатки в живот. В лицо брызнул фонтан крови, и стокилограммовая туша обрушилась на него. Сбросив ее с себя, он ринулся к пролому в стене, но споткнулся и свалился на землю. И опять леденящее дыхание смерти обдало лицо — над головой взметнулся фонтан пыли. Пуля, срикошетив от пола, с визгом отлетела в сторону. Второго выстрела не последовало. Смахнув с лица кровь, Петр поднял глаза. Худой, как щепка, лейтенант судорожно дергал заевший затвор пистолета. Вытянувшись в немыслимом шпагате, Петр подсек его и, навалившись сверху, вцепился в горло.

Грохочущий выстрелами, взвизгивающий скрежетом ножей, штыков и саперных лопат, отзывающийся предсмертными стонами и нечеловеческими воплями кровавый клубок тел корчился и извивался на земле. Русские и немцы, остервенев от собственной и чужой крови, душили, рвали и терзали друг друга.

Лейтенант, судорожно дернувшись в последний раз, затих. Петр сполз с обмякшего тела и, спотыкаясь о кирпичи, выбрался из развалин. За ними начиналась складская территория. Среди нагромождения ящиков и штабелей досок мелькнули Ильин с Погребинским. Рязанцева с ними не было, не было слышно и его голоса. Петр осмотрелся по сторонам: еще несколько человек из взвода охраны Особого отдела, уцелевших в рукопашной, искали спасения в складском лабиринте. Он присоединился к ним, они выбрались на задний двор, дальше начинались густые заросли.

Петр первым перемахнул через забор и замер — навстречу катили мотоциклисты. Его заметили, и над головой злыми шмелями зажужжали пули. Он метнулся к зарослям ольхи, гитлеровцы не поленились и устроили на него охоту. Рев мотоциклов и гортанные крики становились все ближе. Западня вот-вот должна была захлопнуться, и тут земля ушла из-под ног. Петр угодил в пролом канализационной трубы и, не обращая внимания на ушибы и царапины, извиваясь ящерицей, пополз к просвету. Она вывела на склон оврага. Он выглянул наружу и прислушался — звук моторов отдалялся все дальше вправо, мотоциклисты потеряли его след, и соскользнул вниз. Но не успел перевести дыхания, как над головой раздались гортанные команды. Петр ринулся искать спасение в садах. Ветки хлестали по лицу, но он не чувствовал боли и бежал до тех пор, пока не оставили силы. Рухнув пластом на землю, долго пролежал без движения. Горячее дыхание на щеке заставило его встрепенуться. Над ним склонилась собачья морда. Тихо поскуливая, раненый пес заглядывал ему в глаза.

«Бедолага, ты-то за что мучаешься? — рука Петра легла на холку пса — тот жалобно заскулил. — Да, попали мы с тобой в оборот. Что делать? Пробиваться к своим? Возвращаться в абвер и выполнять задание? А если Погребинский с Чумаченко у фрицев? Мне конец! Так уж и конец. Чумаченко не выдаст — ему деваться некуда. А Погребинский? Этот может. Боишься? Нет! Так в чем дело?.. Значит, в абвер!» — покончив с сомнениями, Петр поднялся с земли и направился к большаку.

Над ним стоял столб пыли: колонны гитлеровцев двигались непрерывным потоком. Вся эта армада стремилась на восток, в сторону города Изюм. Оттуда доносились раскаты артиллерийской канонады — это последние защитники, несмотря на отчаянное положение, продолжали сопротивляться. Там, в огненном котле, остались Селивановский, Рязанцев и Ильин. При мысли о них страдальческая гримаса исказила лицо Петра. Всем своим существом он рвался к ним, но разум говорил другое: ты нужен в абвере! И, подчиняясь ему, он шагнул из кустов на обочину.