Полюбить Джоконду - Анастасия Соловьева

В поездках у него недовольное, скучающее лицо, и только вечером, в нашей комнате, он становится прежним Сашей. Несмотря на усталость, мы подолгу говорим, и мне кажется, нет собеседника интересней и остроумней, чем мой возлюбленный.

А днем совсем не то. И что бы только я делала без моей новой приятельницы! Ольгу мне сам бог послал! Кстати, это ее выражение. Она любит рассказывать и потрясающе умеет слушать. А еще задавать вопросы. Это просто ее талант.

— Как вы познакомились с Сашей?

Мы сидим в крутящемся ресторане на вершине горы Шильторн, пьем шампанское. Только что наступил Новый год. Я вспоминаю парсуну, пробки на московских улицах, свою решимость и отчаяние. Ольга улыбается.

— Лиза, вы себе не представляете! Это целый сюжет!

Она рассказывает историю своего знакомства с Макаром. Истории похожи и непохожи. Общее в них то, что — с первого взгляда и на всю жизнь. Саша приглашает меня танцевать, и я внимательно вглядываюсь в него:

— На всю жизнь?

Он не переспросил, о чем я, просто молча кивнул, словно прочитал мои мысли.

На всю жизнь… На кухне конспиративной квартиры эта фраза прозвучала в тон совковым разглагольствованиям о светлом будущем. Когда оно наступит? И когда начнется наша жизнь?

В Ленкиной книжке я однажды прочитала стихотворение:

…когда в пятницу будет среда,

когда вырастут розы повсюду,

голубые, как яйца дрозда.

Когда мышь прокричит кукареку;

Когда дом постоит на трубе:

Когда съест колбаса человека…[3]

Звонит телефон.

Голову даю на отсечение, это Карташов. Спасибо еще, что вчера вечером не позвонил: домой вернулись совершенно разбитые, заснули без чувств…

Так и есть, Карташов. И сразу с претензиями: почему роуминг не открыла?!

— Времени не было.

Он — с угрозой:

— Как это времени не было?! Оно у тебя на всякую ерунду уходит!

— По магазинам и парикмахерским бегаю! Чтоб вашего придурка в тонусе держать, на уши становиться приходится!

— Да! — Карташов хорошо понимает такой язык, в его голосе мгновенно появляется уважение. — Жду тебя сегодня в четыре.

— В пять! — нахально заявляю я.

На самом деле мне все едино, что в четыре, что в пять. Через несколько дней в Москву вернется Елена. Как с ней быть? Решиться на новый разговор или, по совету Ольги, подождать, пока ее мозги сами встанут на место?

Кроме Лены, есть еще Лешка, которому пора, наконец, даровать долгожданную свободу. На практике это означает таскаться по судам, писать заявления, продавать квартиру… Муть зеленая!

Скрипнула дверь, и на кухне возник хмурый Гришка. Все возвращалось на круги своя.

— Сейчас завтракать будем. — Я открыла холодильник, достала сыр, масло, майонез, остатки копченой колбасы. — Хочешь горячие бутерброды?

— Хочу, мой птенчик.

После завтрака я отправилась по магазинам и от нечего делать сварила настоящие кислые щи, с говяжьей грудинкой и пассированными овощами. Гришка обрадовался:

— Не хуже чем в монастыре!

— В монастыре — одни овощи и растительное масло.

— Дело не в этом. Ты вообще вкусно готовишь.

— Я рада, что тебе нравится.

Я уже не успевала помыть посуду, и Гришка совершил подлинно геройский поступок: вымыл тарелки прямо у меня на глазах.

— Ну не скучай, мой родной. Я скоро.

— Хочешь, я чего-нибудь приготовлю на ужин?

— Пожалуйста. Приготовь что хочешь.

К Карташову я опоздала даже к пяти. Но он не заметил — сразу завел речь о делах.

— Тут для тебя новое задание. Клиент должен бросить работу в монастыре.

— Зачем? Вы ему новую подыскали?

— Вы, мы… Не знаю я ничего!.. Пусть дома сидит, не рыпается…

— Это невозможно. На какие деньги он жить будет?

— Так дадут…

— Как ему объяснять? Прокуратура подкинет? — Я гневно сдвинула брови.

— Ну, скажи, что сама нашла крутую работу. Бабки бешеные!

— Что за работа? На кухне весь день торчать?

— Не… Ты с утра уходи куда-нибудь.

— Зимой по улицам таскаться… Спасибо!

— Так ненадолго! Недельку, ну две…

— Не знаю…

— Ладно, вот тебе. — Он отсчитывает и кладет на стол десять голубеньких бумажек. — Давай шуруй.

Нет, это уже слишком! Авантюра развивается в каком-то непонятном, необъяснимом направлении. Потом, когда они, наконец, оставят Гришку в покое, он превратится в асоциальный элемент, без семьи и работы. С семьей-то, к счастью, все не по-настоящему, но на работе такие игры не пройдут. На его место возьмут другого художника. Гришка все время причитает: тьма-тьмущая заказов. А заказы очень дорогие. Будут они их упускать?!

Изощренные действия этих подлецов смахивают на методы сектантов, я недавно смотрела о них передачу по телевизору. Человека вырывают из привычной среды, он деморализуется и полностью подчиняется власти новых хозяев. Вряд ли, конечно, Карташов причастен к секте. Но Иннокентий, похожий на иезуита, с холодным, как зеркало, взглядом… наверняка одержим какой-то идеей… Только непонятно, почему он вдруг так страстно захотел послужить этой идее вместе с простодушным Гришкой. Мой пазл не сошелся.

Гришка стоял у плиты и длинной ложкой-шумовкой вылавливал пельмени из дымящейся кастрюли.

— Я долго думал, что я умею готовить, и решил, что ничего, — стал оправдываться он.

— Что ты! Правильно сварить пельмени — целое искусство. У меня они то все разбредутся, а то вдруг оказываются полусырыми.

— Ты с чем будешь: с маслом или со сметаной?

— Пожалуй что с маслом.

Я усмехнулась: сегодня ляпов у нас — минимум, хотя мы ни разу не прибегли к помощи переписки.

Вот что значит тренировка. Плохо одно: сейчас придется говорить про работу. Я пошла в комнату, присела за письменный стол и попыталась изложить предложение Карташова на бумаге как можно короче и доходчивее.

На кухню я вернулась с листочком, протянула его Гришке и, пока он читал, болтала медовым голоском:

— Теперь, Гришенька, у нас с тобой пойдет замечательная жизнь. Главное, ты можешь бросить свою гадкую работу… Что они там насели на тебя, в этом противном монастыре? Ты целый воз у них везешь, бедненький, безответный… А мне такое местечко подвернулось, — расхохоталась я. — Закачаешься!..

Гришка тупо смотрел на листочек и молчал.