Секрет опричника; Преступление в слободе - Борис Сударушкин

Закончив свой рассказ, я попытался разглядеть в темноте выражение лица Марка и узнать, не принял ли он мое сообщение за мелочь, из-за которой не следовало приезжать в Ярославль.

Однако вопросы, которые он обрушил на меня, доказывали другое:

– Как фамилия женщины-экскурсовода, у которой интересовались Царскими вратами из Новгорода?

– Я не узнавал, но ее очень легко найти – она вылитая Соломония Сабурова с портрета, который висит в музее.

– Она сказала, что любознательный турист был модно и со вкусом одет. А как именно?

– Я не спросил.

– Этот турист был в составе московской группы. Вероятно, они тоже ночевали в гостинице. Ты не заглянул в список туристов? Таким образом можно было бы узнать фамилию чернобородого. Или обратиться к руководителю группы.

– Мне это и в голову не пришло, – признался я, все больше чувствуя себя обвиняемым, прижатым уликами к стенке.

Вспомнил, что похожее ощущение я уже испытал в Александрове, когда по моей вине чернобородый не появился в гостинице, чтобы забрать оставленное им кольцо.

– Ты предполагаешь, что этого же человека видела старушка-смотрительница, он же был в гостях у немца-экскурсовода. А может, это был кто-то другой? – безжалостным тоном продолжил Марк. – Надо было точно узнать, как выглядел человек, спрашивавший про Царские врата из Новгорода. А так – одни подозрения, ничего определенного. Теперь бородатых развелось в России не меньше, чем до Петра Первого. Борода сейчас не примета, скорее наоборот.

Мне нечего было возразить Марку. Действительно, я вел себя в Суздале как мальчишка, начитавшийся шпионских книг. Не смог выяснить простейших вещей, а главное – не узнал фамилии чернобородого, хотя такая возможность, вероятно, была.

В том, что и «Соломония», и старушка-смотрительница, и сосед немца-экскурсовода говорили об одном и том же человеке, я был уверен. Да и Марк, похоже, не сомневался в этом, но роль недовольного следствием прокурора, видимо, решил играть до конца.

Я спросил его, что он думает о человеке, до меня появившемся в экскурсионном бюро.

– Возможно, это какой-то турист, который хотел попросить старика провести экскурсию, – тут же ответил Марк, но уверенности в его голосе не было.

Только теперь я рассказал ему о легковой машине, притормозившей возле меня, когда я вышел из экскурсионного бюро.

– На дороге была яма, вот водитель и притормозил, – недоверчиво произнес Марк.

– Никаких ям на дороге не было! – рассердился я. – В машине сидели двое, оба посмотрели на меня.

– Марка машины?

– Вроде бы «жигули», но, возможно, и «москвич», я их не сразу распознаю. Красного цвета.

– Номер московский или владимирский?

– На номер я не обратил внимания, не успел.

– Как были одеты водитель и пассажир? Или тоже не запомнил?

Я задумался, закрыл глаза – и вдруг отчетливо вспомнил бежевый пиджак на человеке, сидящем за рулем! Но ведь бежевый костюм был на Окладине, когда мы встретились с ним в электричке! Неужели он?!

Чуть было не сказал о своем «прозрении» Марку, но опять спохватился, вспомнив его недомолвки в разговоре об Окладине.

В комнате было темно, иначе бы Марк заметил смятение на моем лице, когда я сказал ему, что не помню, как были одеты люди в машине.

Мы замолчали. Марк думал обо всем услышанном от меня, а я о том, о чем не рассказал ему. Зачем сначала он так настойчиво советовал мне увидеться с Окладиным, а потом, когда я высказал предположение, что Марк встречался с историком раньше, словно испугался этого разговора?

Одно было ясно – к историку Марк проявлял особый интерес. Но чем это вызвано?

– Хотел завтра весь день провести в Ярославле, а теперь придется ехать в Суздаль и на месте выяснять, кто был этот чернобородый турист, зачем он разыскивал немца-экскурсовода. Как фамилия старика?

– Звать его Эрнст Карлович, а фамилию я не спросил…

Марк от возмущения даже слов не нашел.

Утром я проводил его на автовокзал, и он уехал, пообещав позвонить из Суздаля. Какой-то нехороший осадок остался у меня после отъезда Марка: не только я утаил от него свои подозрения в отношении Окладина, но и он о чем-то важном не сказал мне.

А буквально на другой день произошло событие, которое еще больше запутало меня и заставило по-новому оценить все, что случилось в Александрове и Суздале.

Весь день я просидел в библиотеке, пообедал в кафе на речном вокзале и возвращался домой. Погода выдалась жаркая, редкие кучевые облака плыли над головой, не задевая солнца, над раскаленным асфальтом от зноя дрожал воздух.

Возле Ильинской церкви, как обычно бывает в летние дни, толпились туристы. Проходя мимо, я услышал голос девушки-экскурсовода, бойко тараторившей заученный текст:

– По преданию, первая, деревянная Ильинская церковь была заложена Ярославом Мудрым в день основания нашего города. Эта церковь построена в середине семнадцатого столетия и представляет собой сложное по композиции целое, в которое объединены храм Ильи Пророка, небольшой северный придел, южный Покровский придел с трапезной, увенчанная шатром церковь Ризположения и колокольня. Недавно восстановленная нашими реставраторами древняя окраска собора придает ему былую праздничность и нарядность…

Туристы послушно поворачивали головы туда, куда им указывали.

– Фрески внутри церкви посвящены деяниям пророка Ильи. Иконы нарядного, в стиле барокко, иконостаса конца семнадцатого века привлекают внимание мастерски исполненными фигурами, живописным решением пейзажей и отдельных деталей…

После памятных событий в Александровой слободе всё, что касалось иконостасов, вызывало у меня повышенный интерес, я подошел ближе.

– Напротив иконостаса – моленные места в виде тронов, которые, по преданию, предназначались для царя Алексея Михайловича и низложенного позднее патриарха Никона…

И тут я увидел, как к девушке-экскурсоводу, жестикулируя, обратился высокий мужчина в белых брюках и легкой спортивной куртке. Что-то в его фигуре показалось мне знакомым. Сквозь толпу пробрался к нему поближе – и узнал его! Это был чернобородый – человек, назвавшийся в александровской гостинице Бусовым!

Чернобородый в Ярославле!

Я не мог прийти в себя от изумления. Неужели он и здесь ищет Царские врата, вывезенные Иваном Грозным из Новгорода? Но ведь большинство местных церквей построено в семнадцатом веке. Чтобы узнать о том, достаточно заглянуть в любой путеводитель по Ярославлю, этих Царских врат никак не могло быть в Ильинской церкви. Что же тогда интересует чернобородого?

Сначала я подумал, он оказался здесь вместе с туристической группой. Однако девушка-экскурсовод, что-то ответив ему, повела туристов к центру города, к Знаменской башне, а чернобородый направился в противоположную сторону – к набережной.