Загадки истории - Эдвард Радзинский
Шрифт:
Интервал:
Так он присягнул мне. Но я все-таки хотел понять – откуда он все знает? И я спросил его.
«Дело в том, генерал, что мои глаза и уши всюду. И если угодно, даже в вашем собственном доме»... Я только потом узнал, что он заагентурил всю Францию и даже всю эмиграцию.
Я вспомнил, как мадам Т. убеждала меня, что Фуше завербовал даже Жозефину – этой мотовке постоянно требовались деньги...
Император строго посмотрел на меня и продолжил:– Впрочем, и у него бывали проколы. Став впоследствии моим министром, Фуше хвастался, что сделал своим агентом даже герцога Блака, ближайшего друга графа Прованского[19], и герцог сообщает ему о каждом шаге Бурбонов. И когда этот тухлый Людовик вернулся, он первым делом потребовал, чтобы Фуше рассказал, кто следил за ним в эмиграции. После некоторых колебаний (для приличия) мерзавец раскрыл герцога Блака. «Сколько вы ему платили?» – спросил Людовик. Фуше назвал сумму. И король сказал: «Значит, герцог меня не обманывал – честно отдавал мне половину»... У Фуше хватило смелости рассказать мне это после моего возвращения с Эльбы... чтобы не успели рассказать другие. И еще он объяснил мне, что Людовик жалок, но очень хитер. Но нынче сам Фуше забыл об этом.
Однако продолжим... Стоял теплый ноябрь. На лужайку перед домом вынесли большой стол, и я сел обедать с Мюратом и другими генералами. Во время обеда я дурачился с Гортензией, изображал черта. Впрочем, я только делал вид, что дурачусь. Между взрывами детского смеха я шепотом обсуждал с Мюратом детали предстоящей операции. Говорить в своем доме в полный голос я теперь боялся – подозревал всех лакеев.. Было решено: на рассвете восемнадцатого брюмера я должен собрать верных генералов – Мюрата, Леклерка, Макдональда и прочих – и призвать их к спасению республики. В это же время обоим законодательным органам – Совету Пятисот и Совету Старейшин – будет объявлено, что открыт заговор, готовится переворот, и что во имя безопасности депутатов следует перенести заседание обеих Палат в загородный дворец Сен-Клу... а ликвидацию мятежа поручить, естественно, первой шпаге республики – генералу Бонапарту.
Все шло по плану. Все генералы поддерживали меня – за исключением Бернадота. Но он был военным министром! Жером (они с Бернадотом были женаты на сестрах) привел его ко мне утром восемнадцатого брюмера.
Я сказал ему: «Ваша Директория ненавистна всем, даже самим директорам». И назвал имена членов Директории, участвовавших в заговоре. После чего перечислил генералов, которые выступят вместе со мной. «Наденьте мундир, генерал, и отправляйтесь в Тюильри, там ждут вас ваши товарищи».
Но он был непреклонен: «Я могу лишь обещать, что как частное лицо – останусь в бездействии. Но если Директория отдаст мне приказ– я исполню долг военного министра».
Я вынужден был сделать вид, что желал именно такого ответа. И обнял того, чьи ум и храбрость могли стать очень опасными»
Явившись в Тюильри, я увидел на лестнице секретаря Барраса и на глазах множества людей прокричал маленькую речь: «Во что вы превратили Францию?! Уезжая, я оставил вам выгодный мир и славу побед, а вы преподнесли мне по возвращении горечь войны и бесславие поражений! Где тысячи героев, деливших со мной славу в Италии? Они мертвы! Вы – их убийцы! Пойдите и передайте все это вашему хозяину!»
Бледный секретарь что-то лепетал, а в это время Баррас получал от Талейрана мой дар – весьма увесистый мешочек с золотом и дозволение уехать из Парижа, куда он пожелает. Правда, зная алчность Талейрана, я и поныне не уверен, что он передал тогда Баррасу мое золото»
Через час мне принесли желанный декрет, который принял Совет Старейшин: ввиду существования роялистского заговора заседания обеих Палат переносятся в Сен-Клу. Национальная гвардия и войска поступили в мое распоряжение для охраны депутатов.
Я прочел этот декрет войскам. Под тревожный барабанный бой его расклеили по всем кварталам Парижа... А потом из города тронулась кавалькада. Ехали экипажи с депутатами, за ними гарцевала конная гвардия. И когда они покинули город, находчивый Фуше, как и обещал, приказал опустить шлагбаумы на всех заставах. Все шло, как по маслу!
Заседания обеих Палат были назначены на девятнадцатое брюмера. Депутаты, участвовавшие в нашем деле, должны были выступить с речами о тяжелом положении в стране. После чего предложить Палатам самораспуститься, а мне – составить проект новой Конституции.
Утром девятнадцатого брюмера в открытой коляске, сопровождаемый эскортом офицеров, я прибыл в Сен-Клу. Я ожидал решений Палат в парке. Но время шло, а они не принимали нужных декретов. Более того, вскоре они все поняли. И уже зазвучали голоса: «Почему мы окружены войсками?»
И тогда я решил выступить перед ними. Говорил я очень дурно... это можно записать. В Совете Старейшин я сказал что-то вроде «Я не Кромвель. И коли я вас обманываю, пусть найдется Брут...» и прочее в этом духе. Они меня явно не слушали. И уже уходя из зала, я жалко прокричал им: «Кто любит меня, тот пойдет со мной!»
Да, готов признать: в этом заговоре хуже всех вел себя я. Знаю, историки будут писать, что я попросту растерялся, что привык держать речи перед солдатами и потому не сумел обратиться к депутатам... и прочую чепуху. Неправда! Здесь – совсем иное... Во мне были живы дух революции и ненависть к диктатуре, олицетворенной в имени Кромвеля. И в то же время я...должен был стать Кромвелем! Чтобы спасти завоевания революции и страну, которую толкали в пропасть! Вот почему я говорил жалко и не убедительно...
Но если Совет Старейшин проводил меня мрачным молчанием, то в Совете Пятисот меня ждала настоящая головомойка. Я вошел, окруженный несколькими гренадерами, и сразу же почувствовал ярость зала. Я успел бросить генералу Ожеро: «Помнишь Аркольский мост?» Больше я не смог сказать ничего. Депутаты набросились на меня, они кричали мне в лицо:«Генерал, неужели ваши великие победы были для этого?! Позор! Изменник!..» И уже послышался любимый и страшный клич революции: «Вне закона его! На гильотину!»
Тщетно мой брат Люсьен, который в этот день был очередным председателем Совета, пытался их успокоить. Его слова тонули в яростных криках. Кровавые мантии окружили меня... теснили... кто-то огромный схватил меня за горло, нечем стало дышать... я терял сознание...
Очнулся я уже в парке... Гренадеры во главе с Мюратом с трудом меня отстояли. Люсьен рассказал мне потом, будто я выскочил из зала с криком:«К оружию!» Но я ничего не помнил... Сам Люсьен появился следом за мной. Когда они объявили меня вне закона, он догадался сбросить с себя тогу председателя и выбежал из зала, выкрикивая: «Заговор! Измена!»
От нервности меня сжигала чесотка, которую я подцепил под Тулоном. Видимо, машинально я расчесал лицо... оно было в крови. И находчивый Люсьен закричал гренадерам: «Вот что сделали заговорщики с вашим генералом! Вот – награда за все победы! Кучка „бешеных“ снова мутит воду, Совет живет под постоянной угрозой кинжалов якобинцев. Во имя народа, который столько лет служит игрушкой этим презренным остаткам времен ужаса, я, председатель Совета Пятисот, поручаю вам избавить собрание от этих преступников! Пусть ваши штыки оградят честных депутатов от кинжалов, чтобы они могли свободно заниматься делами республики!»
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!