Утомленное солнце - Владимир Колычев

Но ему снова повезло. На него вышли три красноармейца – обезумевшие от страха, но сумевшие сбиться в маленькую стайку. Младший сержант с винтовкой, рядовые без оружия. Вояки, ети их мать…

– Стоять!!! – размахивая пистолетом, заорал он. – Ко мне!!! Бегом!!!

Сейчас их можно было привести в себя только криком. И все равно, образумить он смог только двоих. Третий бросился в лес, но Артем догнал его, сбил с ног. Приставил к голове пистолет. Это отрезвило солдата.

– В строй! Быстро!

Боец послушался, с затравленным видом направился к своим товарищам.

Немцы были где-то рядом. Но Артем вынужден был потратить время, чтобы встряхнуть бойцов. Он подошел к одному. Вперился в него тяжелым, выжидающим взглядом. Наконец красноармеец понял, чего от него хотят. Вытянулся в струнку, четко отрапортовал:

– Рядовой Шмытко!

Артем подошел ко второму солдату. Тот же взгляд.

– Младший сержант Гурков!

– Рядовой Камышин! – представился третий, самый напуганный.

– Рядовой Шмытко, рядовой Камышин! Взять генерала и за мной!

Бойцы подхватили Круглова под руки, понесли его. Глаза навыкате, языки на плечах. Тяжело. А кому сейчас легко?

Артем убедился, что немец остался далеко позади. Объявил привал. Теперь можно было соорудить носилки. Бойцы срубили две жердины, приладили к ним плащпалатку. Артем и Гурков занялись генералом.

Видимо, Круглов бежал от немца, когда разорвался предназначенный ему снаряд. Три осколка впились в спину, два – в правую ногу, один задел голову. У Гуркова нашелся перевязочный пакет, но его не хватило, чтобы перевязать раны. Пришлось Артему снимать с себя нательную рубаху. Она у него посвежее, чем у бойцов.

Генерала перевязали, положили на носилки.

– Спасибо, капитан! – пробормотал Круглов.

Это были его первые слова с момента ранения.

– Только ты не трудись. Оставь меня. Дай пистолет…

– Стреляться надумали? Не получится…

Артем вытащил из его кобуры пистолет, бросил его безоружному Шмытко. От генерала все равно проку нет. А боец хоть пару раз, но сможет пальнуть в случае чего.

– Тогда сам меня застрели…

– С каких это пирогов?

– Пойми, нельзя мне к своим…

– Это еще почему?

– Расстреляют меня. Я же целую дивизию просрал…

– Это не мои заботы. Моя задача – вынести вас из окружения. А там пусть разбираются…

– Разберутся. И расстреляют… Лучше сейчас застрели. Без меня вам легче будет. А если вырветесь, скажешь, что я сам застрелился. Не выдержал позора…

– Не могу, – покачал головой Артем.

Он дал команду, и красноармейцы подняли носилки. Они несли их, подменяя друг друга, до самой темноты. Курс держали на восток. У Артема в планшетке была и карта, и компас. Но куда идти, он не знал. Немцы везде…

Бойцы выбились из сил. Артем объявил привал. Генерал подозвал его к себе.

– Я же вижу, как вы мучаетесь… – глядя куда-то вверх, едва слышно сказал он.

– Мучения – часть солдатского бытия, – отделался философской фразой Артем. – Победы и поражения тоже… Сейчас мы терпим поражения, потом будут победы…

– Какие победы? Просрали все…

– Я этого не слышал, ладно?

– Дай мне пистолет, – попросил Круглов. – Я чувствую руку, я смогу… Или лучше сам меня застрели…

– Опять двадцать пять! – хлопнул себя по коленям Артем.

– Да ты сам подумай, капитан. Меня не будет, Владислава тебе достанется…

– А о ней мы с вами потом поговорим, когда к своим выйдем, договорились?

* * *

– Ты думаешь, она по любви за меня вышла? – не унимался Круглов.

– Ничего я не думаю…

– А ты думай, думай… Я же про вас все знаю. Вы встречались, любились, жениться собирались…

– Это было так давно, что я даже ничего не помню…

Действительно, война заслонила от него Владу. Так тучи заслоняют солнце. Тучи темные грозовые, смертельно опасные. А солнце жаркое, утомленное. И чужое…

– Все ты помнишь… – усмехнулся Круглов. – Владислава не та женщина, которую легко забыть… Я как увидел ее, так и пропал… И ты ее любишь, я знаю… Хочешь быть с ней? Убей меня. Это так просто…

– Она же ваша жена, – сказал Артем.

– Жена… Мы поженились двадцать первого июня, а два двадцать второго война… Моя дивизия в Туркестане стояла. Пока на фронт перегнали, Жуков уже Ельню взял. Думал я здесь отличиться. Отличился. Нет больше дивизии… Капитан, ну будь мужиком, избавь меня от мучений…

– Нет. Не хочу Владиславу вдовой оставлять…

– Да пойми ты! Если я сейчас застрелюсь, то позор свой смою. Она будет вдовой генерала. А если к своим попаду, то меня расстреляют. Тогда она будет вдовой врага народа. Скажи, есть разница?.. Ты что, нарочно ей зла желаешь?

– А передергивать не надо, – нахмурился Артем. – Зла я ей не желаю. И вам тоже… Я солдат, мое дело воевать. А если командир ранен, я должен вынести его с поля боя. Это закон войны. А других законов здесь нет…

Артем дал людям короткий отдых, а после полуночи поднял их, повел за собой.

Глаза слипались, ноги отказывались идти. Но Артем шел. Он в авангарде. Красноармейцы сейчас всего лишь тягловая сила. На них никакой надежды. Надеяться он должен только на себя. Он взбадривал себя как только мог. И шел, шел. Но сон следовал за ним, наступал на пятки.

Он даже не понял, сон это или явь, когда вышел на немцев. Два фрица сидели по обе стороны дерева. И спали. Но вот они уже просыпаются. Один уже хватается за автомат…

А у Артема пистолет в кобуре. Да и стрелять он не имеет права. Он нарвался на боевое охранение. Значит, где-то рядом полно немцев… Пистолет далеко, зато нож близко. Рука сама опустилась к сапогу, схватилась за рукоятку.

Немец не кричит. Зачем, если сейчас заговорит автомат. Но Артем не дал ему нажать на спусковой крючок. С ножом в руке он бросился на фашиста. Точный удар в сердце, и немцу каюк.

Второго немца он ударил рукой в горло. Удар не сильный, но он не позволил фрицу закричать. А нож уже вышел из тела убитого гитлеровца. Он свободен для удара… Одно дело бить врага на расстоянии, и совсем другое – убивать его в рукопашной схватке. Не у всякого поднимется рука. У Артема поднялась. Он солдат, у него каменное сердце… Нож полоснул открытое горло. Немец крякнул и грузно осел на землю. Глаза безжизненно смотрят на луну…

Вокруг тихо, спокойно. Только слышно, как треснул сучок под ногой младшего сержанта. Гурков смотрел на Артема как на какое-то божество. Как будто сам бог войны спустился на землю, чтобы избавить человечество от этих двух фрицев.