Батареи Магнусхольма - Дарья Плещеева

На Бастионной горке его ждал сюрприз — он встретил там капитана Адамсона и госпожу Красницкую. Это было печальное зрелище — Адамсон суетился, чуть ли не прыгая вокруг своей дамы, она же молчала и шла, опустив голову.

До чего же смешон влюбленный чудак, подумал Лабрюйер, до чего же он нелеп, а ведь ему кажется, что такая прыготня — вернейшее средство покорить женщину. И следующая мысль была — нужно жениться, как женятся все приличные люди, без плясок на Бастионной горке. Нужно заниматься своим делом, а каждый вечер ужинать в обществе супруги и ложиться вместе с ней в постель. Выполнив супружеский долг — спокойно засыпать, а не вскидываться в три часа утра с Римским-Корсаковым в голове!

Мошенница действовала как раз так, чтобы распалить поклонника, — напускала на себя меланхолию и трогательно склоняла лебединую шейку. Адамсон, похоже, совсем одурел от того, что рядом идет такая красавица.

А красавица добивается, чтобы военный инженер Адамсон познакомил ее с другими офицерами рижского гарнизона, да и не только рижского — в строительном комитете, который занимается восстановлением и усовершенствованием укреплений на обоих берегах Двины, состоят господа весьма значительные, хотя и пожилые. Иван Андреевич Миончинский, комендант Дюнамюнде, вообще живая легенда — был на турецкой войне, командовал крепостной артиллерией в Севастополе, потом в Варшаве. Полковник Гончаренко, Георгий Иванович, не только начальник штаба крепости — еще и полковник Генштаба, еще и сочинитель, поэт! Погода еще позволяет совершить увеселительную прогулку на катере в Дюнамюнде, ныне — Усть-Двинск. Там-то Иоанна д’Арк и познакомится с офицерами, которым жалованье позволяет вести большую игру. Отчего бы нет? Наступает осень, строительные работы прекращаются до весны, особенно в лесах Магнусхольма, с Дюнамюнде-то можно возиться, пока не навалит сугробов по пояс.

Может быть, дама просто решила, что Лабрюйер неслыханно богат? И заманивает его понемногу, очень осторожно, очень аккуратно? Почему бы нет? В Питере его одели столичным франтом, приказали регулярно ходить в парикмахерскую — стричься на модный лад и подравнивать усы. Фотографическое заведение процветает! Может, дама решила, что хозяин заведения не арендует первый этаж, а купил весь дом и сдает квартиры за бешеные деньги?

Лабрюйер пошел с Бастионной горки прочь. Уж если заводить роман с интересной дамой, так лучше с фрау Бертой, которая говорит о себе прямо и откровенно! К тому же артистка не станет наживать себе неприятностей с полицией, настолько у нее ума хватит. А к чете Красницких Линдер, поди, уже приставил наблюдателей, того же Янтовского может заслать во «Франкфурт-на Майне» — пусть изобразит богатого бездельника, у него это неплохо получается! Близок, близок день, когда парочку доставят в Сыскную полицию — если она раньше, почуяв неладное, не сбежит, как сбежал, говорят, из Риги Рихард Вагнер с супругой, спасаясь от кредиторов, — в корабельном трюме.

«Да, занятный узелок завязался, — думал дальше Лабрюйер. — Если мадмуазель Мари представляет интерес для контрразведки, то ею скоро займутся, и она, возможно, исчезнет из цирка. Никто не поймет причины, и фрау Берта сможет прямо обвинить отсутствующую девицу в отравлении собак. Складно выходит, складно!»

Хорошо бы выбраться с фрау Бертой в Кайзервальд. Зоологический сад — это само собой, но потом — погулять по берегу Штинтзее. В газетах писали, что в зоологическом саду будет «горное кафе» — гор там конечно же нет, а холм на берегу имеется, его и использовали. Можно пригласить артистку на чашечку кофе… и ведь она обещала прийти в фотографическое ателье, чтобы угоститься коньяком!..

Начался дождь, а зонта Лабрюйер не захватил. Оставалось только помахать рукой орману, сесть в пролетку с поднятым верхом и вернуться на Александровскую.

Там ждал сюрприз — в лаборатории у Каролины сидел человек, назвавшийся Барсуком.

Этого человека Лабрюйер знал! Но знал лишь по отчеству — «Акимыч». Так называл Аякс Саламинский своего помощника, исполнявшего роль почтальона.

Помощник был уже в годах, но крепок и бодр.

— Итак, диспозиция, — сказала Каролина. — Задача такая — выследить, изловить и взять в плен Пуйку. Но так, чтобы об этом никто не догадался. Допросить… Если повезет — перекупить его. Когда обещал встречу господин Линдер?

— Если сегодня не телефонировал, то, возможно, завтра.

— Кого пошлем на встречу? Вас, Леопард, нельзя. Тебя, Барсук, тоже нельзя — ты потом за ним пойдешь. И меня нельзя — он меня видел в самой фотографии или возле нее. Что будем делать?

— Нужна баба, — попросту ответил Барсук. — Баба, которая хочет выследить неверного супруга. Таких дур больше, чем вы думаете.

— И где мы ее возьмем?!

Вопрос был по существу. Требовалась женщина, имеющая платежеспособный вид, средних лет, неглупая, способная провести разговор по плану: сперва наобещать мех и торбу, потом начать бешено торговаться, чтобы Пуйка плюнул и сбежал. Супруга дворника, госпожа Круминь, не годилась — слишком многое пришлось бы ей объяснять. А Лабрюйер не желал, чтобы эта женщина получила лишние для нее сведения. Она ведь могла ими как-то воспользоваться.

Лабрюйер знал, какого она роду-племени. Госпожа Круминь с гордостью называла себя «суйтской женщиной». Кто такие суйты — она не очень представляла, считала их особым племенем, вроде как примыкавшим к латышскому народу, но не совсем латышским. Возможно, немногочисленные суйты были потомками «свиты», тех поляков, что служили еще при дворе курляндского герцога Якоба в середине семнадцатого века. Суйтские женщины славились прямым характером, острым язычком и стойкостью в испытаниях.

Как госпожа Круминь попала в Ригу, Лабрюйер знал от швеек-сестричек Марты и Анны с четвертого этажа. Они только тем и развлекались, что собирали сплетни обо всем квартале. Дарта Круминь в шестнадцать лет поверила обещаниям хозяйского сынка и совершила роковую для девицы ошибку. Хозяин богатого хутора дал сынку пару оплеух и заявил, что он в такой невестке не нуждается. Опозоренная девица сбежала в Ригу и тут родила дочку. Она трудилась в поте лица, чтобы содержать себя и ребенка, пока не приглянулась отставному солдату Круминю. Он как раз присматривал себе место дворника, а дворнику надо быть женатым. Отставному солдату было тридцать четыре года, мужчина в самом соку, и они быстро сговорились. Дарта стала хозяйкой в дворницкой служебной квартире и очень скоро захватила власть в семействе.

Каролина, Барсук и Лабрюйер потратили два часа на поиски гипотетической женщины, пока сообразили: к Пуйке ведь может прийти и обманутый муж, желающий выследить неверную супругу.

— Так это же может быть Прохоров! — воскликнул Барсук.

Когда Лабрюйер увидел Прохорова, то сразу понял: именно этот человек и нужен. Толстенький, подвижный, хорошо одетый, а на физиономии написано: за что, за что вы все меня не любите?!

— Наш человек, — сказал про него Барсук. — Выполняет несложные поручения, и на него можно положиться. А теперь — диспозиция.

Лабрюйер должен был придумать, кому где стоять на Первом Рижском вокзале во время прибытия московского поезда. Он не раз бывал на перроне, знал многие закоулки, ему и карты в руки. Уж что-что, а распределять силы во время облавы он умел.