Убейте меня - Велор Сильвер

Альф застыл на месте с приспущенными джинсами и торчащим членом. Прежде чем что-то сказать в свое оправдание, он выпустил меня из рук.

Пастух размахнулся и ударил кнутом о лицо Альфа. Затем удары следовали один за другим, снова и снова. Бил по спине, ногам, а главное, по обнаженным бедрам.

— Тварь такая! Я покажу, как над нашими мальчишками издеваться! Подонок!

Мне удалось немного отползти и лечь на бок. Так я смог больше видеть. Пастух избивал кнутом несчастного Альфа до крови, вырывая кнутом кожу и волосы. Он делал это безжалостно, с особым усердством.

Альф стал умолять, чтобы тот прекратил. Чтобы перестал избивать. Когда вместо слов стали слышны только всхлипы, пастух остановился.

Хладнокровно перевязал веревками руки насильника, затем привязал к столбу как можно крепче. По глазам видел, как пастух хотел его убить собственными руками, как сдерживал себя, что было сил. Однако все-таки не удержался и со всего маху ударил по нахальному лицу кулаком.

В следующее мгновение пастух склонился надо мной. Быстро развязал узлы и протянул мою одежду.

— Как же так? Бедный мальчик! Держись!

Я кое-как оделся и на бегу спросил у пастуха, не видел ли он раненного Якова.

— Да, это только благодаря тому мальчонке я нашел тебя. Если бы не он, то я бы не пришел. Сеновал большой, и что в нем творится никому неведомо.

— Где он?

— Там, у ворот лежит. Я послал помощника за доктором, скоро должен приехать. Ранение у твоего друга не сильное, но крови много. Я забинтовал наспех.

Я бежал, как только мог, моля Бога, чтобы успеть. Яков действительно лежал у входа в ангар.

Лицо как пергамент, глаза красные, на губах выступила кровь. Вся одежда промокла насквозь от холодного пота. При виде меня он, задыхаясь, прошептал:

— Я успел? Я спас тебя?

— Да, успел, — успокоил я его, — лежи, не разговаривай.

У его изголовья в сене лежал мой нож. Я быстро схватил его и убрал назад в ножны и карман. В тот момент я думал только об этом. Боялся, что нож найдут.

Яков тихонько закашлял. Изо рта забулькала кровь. Глаза расширились от ужаса предстоящей смерти. Кровавой рукой мальчик схватил меня за руку.

— Спаси!

Но я отчаянно не знал, чем я могу его спасти. Если бы только знал, то не допустил всего этого.

Яков смотрел на меня. Судороги сжимали его тело. Он перестал дышать, но все еще смотрел на меня, сжимая за руку.

В отчаяние я попытался сделать ему массаж сердца. Но все было напрасным. Застывший взгляд распахнутых глаз смотрел в небо. Яков умер у меня на руках.

Я сел подле него и, сжимая его руку в своей, зарыдал что было сил. Так громко и безутешно я оплакивал своего друга.

Господи! Я все еще жив! Что может быть хуже?

04 июня 1994 года

Я проснулся очень рано. Лежа в своей постели, я смотрел на обои на стене. Вчерашний день был ужасен. Я никогда не забуду его. Пронесу в памяти через всю жизнь. Никогда не забуду остекленевшие глаза умершего Якова. Ведь это я виноват в его смерти. Только я один и никто более. Все из-за моего проклятого ножа. Черт!

Я помню, как вчера на место прибыли врачи и два полицейских. Чуть позже подъехал мой отец, а также дед Якова.

Альфа, связанным, посадили в черный автомобиль. Затем стали осматривать все в округе. Долго и настойчиво искали нож. Однако, так и не найдя, они проверили карманы Альфа. У него во внутреннем кармане рубашки лежал складной нож. Полицейские, недолго думая, приписали этот нож задержанному. Мол, ножик лежал подле покойного, весь в крови и отпечатках задержанного.

Я сидел на корточках, обхватив себя руками, отвечая на многочисленные вопросы полицейского. Все было как во сне. Ответы были автоматическими, сухими. Монотонным голосом я описывал события прошлых лет. Все, что делал со мной Альф все эти годы.

Так, все, кто находился рядом, включая моего отца, слушая мою историю с мрачными лицами, громко охали и ахали. Отец был в глубоком шоке. Не веря своим ушам, он стоял и слушал меня. Когда полицейский обратился к нему, тот долго молчал, не зная, что сказать.

Полицейский повторил вопрос:

— Значит, вы не знаете о том, что происходило в жизни вашего сына?

Когда до моего отца дошло, что вопрос обращен к нему, то нашел силы кивнуть:

— Нет, не знал.

— Послушайте, я понимаю, что вам тяжело отвечать на вопросы, но все-таки прошу сконцентрироваться и отвечать. Это поможет следствию оценить полную картину, чтобы виновный получил максимальный срок.

Я видел растерянность отца. Видел, как ему было горько и тяжело, но в тот момент мне было наплевать.

Врачи констатировали смерть Якова. Принесли носилки, на которые уложили черный пакет. Когда сложили тело, то застегнули молнию, закрывая труп.

Когда тело унесли, я поднялся на ноги и зашагал в сторону деревни. Даже не помню, как оказался в детской и как лег спать.

Всю ночь у нас дома кто-то хлопал дверью. Бродил, мешая спать. Несколько раз дверь к нам в комнату распахивалась, затем снова отворялась. Это был отец.

— Не буди его, — услышал я голос матери, — утром с ним поговоришь.

О чем именно со мной хотел поговорить отец, я не знал. На душе было пусто. Все эмоции вымерли, и не осталось слез на жалость к себе. Пусть делает со мной, что хочет. Хуже, чем мне сейчас, уже не придумаешь.

Неожиданно дверь в детскую распахнулась, и я увидел отца. Рубашка перекошена, застегнута только на пару пуговиц снизу. Он посидел и постарел за ночь. Белая прядь седых волос на макушке.

Он заметил, что я не сплю, а потому громко скомандовал:

— Поднимайся и следуй за мной на кухню. Нужно поговорить.

Я знал, что это неизбежно. Теперь отец не оставит меня в покое. Выбьет всю душу, пока не успокоится.

Быстро натянув штаны, я потянулся за рубашкой.

— Нет, ты это больше не оденешь, — отец кинул в меня старой кофтой, — теперь ты будешь носить это.

Совершенно спокойно я отложил рубашку в сторону и надел колючую кофту. Босиком последовал за отцом.

Там, у двери, стояла мать. Одетая в халат, она держала в руках кружку с чаем. При виде меня даже бровью не повела.

Я сел на стул и посмотрел на отца. Его показное спокойствие действовало мне на нервы. Уж лучше бы ударил. Подобрав слова, он встал напротив меня и начал монолог:

— Я понятия не имею, чем я так прогневил Господа, что он послал тебя мне. Может быть, в прошлой жизни я вел неправедный образ жизни или убил кого? Не знаю. Но в этой жизни мне было послано наказание в виде тебя. С самого начала твоего появления на свет я всеми силами пытался от тебя избавиться. Уговаривал мать, но эта тупая курица вцепилась в тебя, как в нечто ценное. Но я оказался прав. Ты, мой сын, оказался ничтожеством. Позор для всей нашей семьи, для меня. Ладно, я, у тебя сестра есть. Девке замуж скоро выходить, ее с такими родственными связями никто не возьмет. Кому она нужна, когда в роду у нас гей? И это самый мягкий термин из всех.