Темза. Священная река - Питер Акройд

В XIV веке Екатерина Сиенская использовала метафору, которая к тому времени стала уже обычной: “Господь воздвиг Сына Своего, как мост, когда путь человека к небесам был разрушен своеволием Адамовым, по каковому мосту все верные христиане могут идти… он соединяет землю и небо”. Если священные переправы языческой древности служили для перехода из жизни в темный мир смерти, то теперь по мосту можно перейти из смерти в вечную жизнь. “Пылающее море сей мерзкой жизни” Екатерина уподобила бурным водам под мостом, которые исчезают без следа, в то время как мост стоит твердо. Вода изменчива и исполнена суеты – “быстра вода и не покоряется никому”, – а мост покоится на камнях христианской веры и добродетели. Силой своего гения Екатерина сотворила мощную метафору из древних людских поверий, в которых река считалась обиталищем опасных или непостоянных богов.

Неудивительно, что строительство мостов считалось священным делом. Строителей почитали за то, что они укрощали языческих богов, не вполне покинувших речные воды. Их работа сопровождалась отпущениями грехов и благочестивыми церемониями. В “Путеводителе” Лиланда (1540) читаем:

Изабелла де Феррерс из поместья Лечлейд учредила богадельню для бывших строителей тамошнего моста. Со временем богадельня превратилась в монастырь св. Иоанна Крестителя. Надо сказать, что все монастыри тех мест отвечали за сохранность ближайших к ним мостов. Существовала, конечно, система пошлин на всех крупных мостах, пополнявшая кошельки аббатов и аббатис; ныне о древнем, хоть и непопулярном, обычае напоминают только два платных моста – в Суинфорде и Уитчерче. В начале XIX века на мостах брали пенс или полпенса с пешехода, шиллинг с четырехколесного экипажа и три пенса с “тележки, запряженной собакой”.

Благоговение христиан перед мостами имело еще одну сторону. Набожные и состоятельные люди нередко завещали или жертвовали крупные суммы на их сооружение. Например, в начале XV века мост в Абингдоне был построен во многом за счет пожертвований. Сэр Питер Бессилс предоставил камень из своих карьеров в Сандфорде, Джеффри Барбур дал тысячу марок. Оба, кроме того, завещали земельные участки, доход от которых должен были идти на содержание мостов. Торговцы шерстью из Абингдона и его окрестностей тоже внесли деньги. Последним звеном в этой цепи христианского благочестия стала каменная часовня, возведенная на самом мосту.

Обычай строительства религиозных сооружений на мостах уходит в глубокую древность. Много их было – часовен и церквушек, предназначенных как для того, чтобы утешить усталого путника, так и для того, чтобы восполнить расходы на возведение моста. Кое-где дорога проходила на мосту прямо через часовню, отделяя молящихся от кафедры. Часовня на Лондонском мосту была устроена внутри одной из его опор и спускалась к самой воде. На северном берегу Темзы, там, где в Средние века был построен мост, стоит церковь св. Магнуса-мученика, которая называется также “Св. Магнус-у-моста”. Средняя часть моста в Рединге опиралась на речной островок, и там была построена часовня св. Анны. Трактир “Ангел” у моста в Хенли в свое время назывался “Ангел-на-мосту” в честь стоявшей на мосту часовни. В XVI веке, утверждает Лиланд, у северного конца Кавершемского моста стояла “красивая старинная каменная часовня, подпертая сваями из-за буйства Темзы”. К числу хранившихся там реликвий принадлежали кусок веревки, на которой повесился Иуда, и нож, которым был заколот св. Эдуард. Трудно объяснить, почему именно эта часовня у моста стала хранилищем столь важных реликвий. С ней могла соперничать в этом отношении лишь церковь св. Фомы Беккета на Лондонском мосту. Это лишь несколько разрозненных примеров. Создается впечатление, что не было моста – за исключением самых маленьких и отдаленных – без своей часовни. В более скептические или революционные эпохи эти часовни сносили или разбирали ради строительных материалов. Реформация, без сомнения, сыграла большую роль в их разрушении. Восстанавливать их никто не стал. Представление о связи мостов со священным началом давно уже было утрачено. Река уже не была могучим богом. Мост в Патни, вероятно, уникален тем, что у обоих его концов и сегодня стоят церкви.

На многих мостах, кроме того, над центральной аркой имелось углубление, куда некогда вставлялся каменный крест, достаточно большой, чтобы господствовать над мостом. Граффити и вандализма в те времена можно было не опасаться. Такой крест стоял, в частности, на мосту в Радкоте. Сейчас его уже нет, но углубление сохранилось; даже в начале XX века там еще зачастую крестили младенцев. Лиланд воспроизводит латинские стихи, выбитые на каменном мосту в Годстоу:

(Идущий здесь да почтит молитвою символ спасения.) Отсюда можно заключить, что и на этом мосту стоял крест. И сейчас по окончании строительства нового моста делаются ритуальные приношения – обычно в виде только что отчеканенных монет. В этом сказывается современная эпоха.

В мостах есть что-то утешительное. Они успокаивают. Они приглашают. Это – знаки целенаправленной человеческой деятельности. По ним за столетия были сделаны миллионы шагов, и одно это придает им некие священные качества. Стоя на мосту, люди принимают одну и ту же позу: тело немного наклонено вперед, руки опираются на парапет, взгляд обращен на воду. Пересекая пустоту, мосты побуждают идущего двигаться вперед. Изгибаясь дугой над опасными водами, они дают человеку убежище. Вот почему возникла традиция “мостовых отшельников”, обитавших в нишах или под навесами на мостах и просивших милостыню. На мосту в Абингдоне, к примеру, жил “плотник-отшельник”, поддерживавший сооружение в должном состоянии. Он обитал в “скиту” напротив маленькой часовни на мосту. Отшельники, заботившиеся о Новом Мосте близ Уитни, жили в ближайшем к мосту конце деревушки Стэндлейк; в 1462 году один из них, по имени Томас Бриггз (т. е. “Томас Мостовой”), получил от короля Эдуарда IV право брать с проходящих и проезжающих “кто сколько может” на содержание моста. У моста Фолли-бридж в Оксфорде стояло “приятное на вид маленькое каменное строение”, где отшельники проводили дни в молитвах; их главным занятием было постоянно рыть себе могилы, а потом засыпать в каждодневном ожидании смерти и надежде на милость Господню. В 1423 году еще одному отшельнику, Ричарду Ладлоу, было позволено жить у моста в Мейденхеде и беречь его, ведя тихую и благочестивую жизнь и собирая милостыню. Эти отшельники стали метафорой паломничества и спасения. Мосты дают приют и бродячему люду: бездомные часто ночуют под ними или даже на них. В XIX веке лондонские мосты были местом отдыха для сотен бродяг. В одном отчете за 1846 год сказано, что Кингстонский мост “ночью заселяют бродяги и люди наихудшего сорта”. Возможно, они искали там убежища, как в храме.

Темзу пересекает больше мостов, чем любую другую реку сходной длины. По необходимости они во многом остались такими же, как тысячу лет назад. Они – единственная часть речного пейзажа, не претерпевшая изменений, за исключением, может быть, самой реки. Броды, в частности, исчезли навсегда, а мосты остались. Нью-бридж и Радкотский мост пришли к нам из Средних веков в неизменном виде.