Архканцлер Империи. Начало - Евгений Шепельский

– А вырубить эти леса не пытались?

Она взглянула на меня с изумлением:

– Торнхелл… Черт, нет, их боятся трогать. Проклятые места. Даже лес на подъезде к Норатору, в двадцати милях от столицы, стоит нетронутый.

Я сделал очередную пометку в глубинах разума: вырубить эльфийские леса к чертовой бабушке, не получится – сжечь, и плевать на культурное наследие, которое скрыто под сенью волшебных листьев.

– Все, что осталось от эльфов, это их оружие и эльфийский лист. Его культивируют люди в южных областях Санкструма. Но без эльфийского ухода лист начал хиреть. За триста лет кусты, что были высотой с человека, стали ему по пояс. Говорят, дело в какой-то особой эльфийской магии.

Селекцией вы не умеете заниматься, ребята, селекцией. Это даже подросток из моего мира знает. Отбирайте более жизнестойкие виды, экспериментируйте с подкормкой, и будет вам большое эльфийское счастье.

Еще одна пометка в глубинах разума: разобраться с эльфийским листом. По вкусу он был намного приятнее табака. Что-то вроде фруктовой курительной смеси для вайпа, только куда естественнее по ощущениям, без привкуса химикалий. Одно из немногих удовольствий нового мира…

Амара вдруг привстала, оглянулась. Я оглянулся следом – на гряды холмов, прикрытые легкой дымкой испарений.

– Видишь их, Торнехелл?

Я резко оглянулся, напряг глаза:

– Кого «их»?

– Черт, они уже скрылись в ложбине. Отряд, около десяти человек. Не нравится мне это. Они явно по твою душу. С такой скоростью – часа через три нагонят. Придется ехать через лес. Да-да – сейчас мы пересечем реку, и в лес. Садись в шарабан, я буду гнать быстро!

Без разговоров я запрыгнул в повозку, Амара гикнула, вожжи звонко щелкнули по лоснящимся крупам монастырских лошадок.

Я снова развернул послание Белека.

«Коронный совет:

Трастилл Маорай – глава фракции Умеренных. Выбрали Торнхелла подло.

Дремлин Крау – глава фракции Великих. Выбрали Торнхелла подло.

Таренкс Аджи – глава фракции Простых. Воздержались от выбора Торнхелла благородно.

Правительство:

Жеррад Утре – покойный архканцлер несчастный…»

Несчастный, вот-вот. Это и про меня сказать можно. Кто из фракций отправил Жеррада Утре на тот свет? А ведь отправил, к гадалке не ходи – его убили. И кто из фракций сейчас гонится за мной? Умеренные, Великие или Простые, к чьему лидеру Таренксу Аджи рекомендовал обратиться Белек в Нораторе? Впрочем, плевать, патриоты это, желающие не допустить до власти зверя Торнхелла, или уроды, которые узнали, что внутри Торнхелла – напротив, не зверь, а добренький вселенец, и именно поэтому решившие его устранить. Все равно они скачут, чтобы отобрать мою жизнь, это ясно. Нет, конечно, возможно, это карбонарии Белека, но что-то подсказывает мне, что их порубил в капусту отряд, прибывший в Выселки.

Дорога пошла вверх, с холма открылся вид на сожженную деревню, лежащую на пологом склоне. Дома напоминали частокол черных гнилых зубов в пасти великана. В центре высилась постройка с закопченными, некогда белыми стенами, увенчанная высокой башней, ныне похожей на головешку. Очевидно, храм Ашара. Далеко впереди виднелись лента реки и почерневшие остатки моста.

Амара потянула носом:

– Это случилось недавно.

– Что?

– Деревню сожгли недавно. Малые… Малые Родники, да-да, это Малые Родники. Кому же они помешали?

Хаос распространялся по Санкструму. Зримый, страшный хаос. Хватит ли у меня времени и сил, чтобы его остановить?

– Мост сожжен, Амара.

Она кивнула:

– Я знаю, где брод.

Мы проехали мимо деревни, и тут я своим новым обонянием учуял смрад пепелища. К горьким запахам примешивался чуть заметный сладкий – это значило, что в деревне сгорело несколько человек. Около моста высился столб с перекошенной обгоревшей табличкой, кто-то выцарапал на копоти одно слово – «Грешники!».

Грешники? В чем же и как согрешили обитатели деревни?

Брод отыскался ниже по течению. Мы пересекли его, и тут Амара сбавила скорость.

– Они вряд ли отыщут брод скоро. Можно двигаться потише.

К сумеркам выехали на большак, пустой и тоскливый. Далеко впереди виднелся лес. Солнце убиралось с помрачневшего неба – тусклый бильярдный шар, скатывающийся в лузу из грозовых облаков. С большака Амара свернула на лесную дорогу, стиснутую мрачным лесом, словно корсетом. Я сидел рядом с проводницей, вдыхал терпкий смолистый аромат деревьев и молодой листвы и запах ее волос.

Лесную дорогу медленно заволакивал туман – густой, кисельный, тяжелый, пахнущий болотом. Амара пустила коней шагом.

– Скоро заночуем, Торнхелл. И лошадям нужен роздых. Пока же будь начеку. Если начнется – сразу выхватывай свою шпагу. Колоть не надо. Руби. Не бей по бокам, плечам, ногам – там одежда, пока ты ее вспорешь – тебя могут порешить. Бей по головам, по лицам. Так проще. Старайся задеть глаза. Ударил кромкой наотмашь – не смотри, насколько сильно попал – руби следующего. Руби. Именно руби, ты понял? Сверху по голове не бей – можешь сломать шпагу, там крепкая кость. Просто кромкой по лицу, ушам, затылку. Можно вспороть шею. Когда вспарывают шею – сильно хлещет, это хорошо – тот уже не жилец. Ты понял?

Да уж, урок средневековой философии выживания. Амара могла дать сто очков вперед современному сурвайверу.

Я сказал, что да, понял. И спросил проводницу, нападения кого она ждет. Рябая девушка пожала плечами:

– Просто ощущаю. Тут скверно. Зря я увязалась с тобой, милый господин. Ладно, до Прядки недалеко. Там заночуем.

Однако в ее словах было деланое сожаление. Она почему-то ощущала себя счастливой рядом со мной.

Заночевать я был не против. Несмотря на то что провел почти весь день пути сидя, я чувствовал усталость. Сейчас бы поспать часов так восемь-десять, а потом – кофе… да только нет тут кофе. И чая в нашем понимании нет. Для утренней бодрости можно покурить эльфийский лист.

Сколько тут длятся сутки? По моим внутренним часам – сутки примерно равны земным. А вдруг в этом мире нарушены вселенские законы и солнце вращается вокруг Земли, а не наоборот? А местная Земля – вдруг она все-таки плоская и накрыта хрустальной сферой, к которой железными гвоздями прибит свод небес? Ну ладно, это шутки. Но физика и климат местного мира еще ждут моего пристального изучения в Нораторе. Придется возрождать университеты, о закрытии коих вещал брат Сеговий, средневековые, конечно, но все же – университеты, аккумуляторы знаний об окружающем мире. Не только политикой, любовью, верой и золотом жив человек. В нас на инстинктивном уровне «прошита» жажда познания, и только у самых тупых индивидов она спит, замененная бутылкой пива и телевизором, по которому идет футбол.