Правила игры без правил - Эдуард Геворкян

— Ты и впрямь хочешь его разбудить? — удивился голос за спиной. — Ну, как знаешь.

Дядя перестал крутить педали и задышал сильнее. Минуты через две он громко всхрапнул и открыл глаза.

— А, это ты, — только и сказал он, увидев племянника.

— Вставайте, дядя, — вцепился ему в плечо Аршак, — тут такие дела…

— Какие дела? — чуть громче произнес дядя, но с места не двинулся. — Какие тут могут быть дела? Не преувеличивай.

Аршак не выдержал, всхлипнул и торопливой скороговоркой рассказал ему о передряге, в которую попал после дядиного исчезновения. Дядя спокойно выслушал, помолчал и невпопад ответил:

— Да-да, конечно. — Потом сдвинул брови и забормотал что-то невнятно, медленно закрывая глаза.

Аршак понял, что дядя вырубается, озверел и, подобрав с пола щепку, сунул ее в зубчатку. Цепь дернулась и замерла, и дядя замер в позе опрокинутого велосипедиста.

— Ну что ты от меня хочешь?! — страдальчески сказал он. — Дайте хоть минутку покоя!

— Дядя, очнитесь! — закричал Аршак. — На вас глюки наводят, вы тут совсем сторчитесь, вставайте, дядя!

— Как громко ты кричишь, — поморщился дядя, но, к удивлению Аршака, поднялся на локте, выпростал ноги из педальных ремней и сел, потирая затылок. Тонкий хлорвиниловый шланг неприятно торчал из носа, но он не обращал на него внимания. — Итак, что хорошего ты мне можешь сказать?

Аршак растерялся. Вместо того чтобы прийти на помощь, как-то вмешаться в события, объяснить, в конце концов, что и почему происходит, дядя вел себя самым предательским образом. «Да и дядя ли это, — вдруг похолодел Аршак, — может, подсунули куклу или там артиста? Но зачем, для чего?»

— Ничего хорошего, я так понимаю, ты сообщить не можешь, — дядины интонации неуловимо напоминали голос Кошкодава-Ракоеда, — и это понятно. Ничего хорошего там, где ты пока находишься, нет. Не было и не будет! С меня хватит! Всю жизнь я был не на своем месте и не со своими людьми. Всю жизнь мне доказывали, что я говно, и кормили говном, уверяя между тем, что это лучшие в мире деликатесы. Пропади все пропадом, я возвращаю билет, можете им подавиться, так и скажи… А если будет приставать эта стерва, скажи, дядя вам шлет поклон и того же желает, и пусть она сдохнет от злости. Ты не бойся, тут все совсем другое, и всем хватит места. Это не наркотики, не фантоматы Лема и не слег Стругацких… Не читал? Можешь взять мои книги, а еще лучше сожги их, все сожги. Ты хороший мальчик, но всей твоей заботы не хватит, чтобы одолеть тошнотворность бытия.

— Дядя, вы заболели, — шепотом сказал Аршак, — пойдемте домой!

— Заболел, — согласился дядя, — но домой не пойду.

— Вам здесь плохо, это же помойка какая-то…

— Помойка? Славно! Здесь я на своем месте, потому что место разумному человеку — клоака. Я и так всю жизнь был в дерьме и теперь вот опять в дерьме — но удовлетворен абсолютно. Улавливаешь разницу? Меня съели. Точка. Крепко обнимаю и целую.

С этими словами дядя собрался было лечь снова, но вдруг глаза его блеснули:

— А ты уходи отсюда, уходи, тебе здесь не место… — И тут неожиданно прижал палец к губам.

Аршак склонился к нему, и дядя еле слышно прошептал:

— Выпусти птицу, выпусти птицу…

Потом улыбнулся, лег, закрыл глаза и нажал на педали. Аршак попятился и сел на клавиши разбитого рояля.

В коридоре он прислонился к стене и закрыл глаза. Пусть его бьют ногами, но он шага не сделает, пока этот мерзавец не объяснит, что от него хотят и зачем мучают дядю. Кошкодав-Ракоед навис над ним, сочувственно сопел и молчал.

— Что вы от меня хотите? — выдавил из себя Аршак, когда молчание стало невыносимым, а сопение отвратительным.

— Сущей ерунды, — бодро ответил Кошкодав-Ракоед, — я тебе при случае объясню. Сейчас не получится, много стен, понимаешь? Впрочем, присядем, поговорим.

Он легонько подтолкнул мальчика вперед, и они двинулись по коридору. Аршак оглянулся на нишу. Там оставался дядя, но сейчас не было никакой уверенности в том, что если он вырвется из липких холодных рук злодея и снова заглянет туда, то увидит дядю, и нары, и шланги, свисающие к дяде…

Аршак вырвал руку и бросился обратно. С разгону он чуть не проскочил нишу, крутанулся и почти упал в разодранный проем.

Все оставалось на своих местах — дядя спал, но и во сне крутил педали, а в сосудах медленно всплывали мутные пузырьки.

— Не веришь? — раздался голос над ухом, и холодные пальцы снова коснулись шеи. — И правильно. Не верь никому. Не верь и мне. Потому что правда только одна: истинный король Аэндора — ты!

В следующий миг стены комнаты задрожали и рассыпались. Исчез хлам, мусор, исчез дядя, расточились нары. Исчезло все.

Аршак сидел на высоком троне, и в руке его был сияющий жезл абсолютной власти. Трон возвышался в огромном зале, стены которого терялись вдалеке. Зеленый, выложенный малахитом пол украшала золотая роспись. Каждый день ее стирали тысячи, десятки тысяч ног придворных, и каждую ночь пол разрисовывали заново, никогда не повторяя рисунок.

Он знал, что любое его слово, даже не слово, а мысль, и даже не мысль, а тень мысли приведут в движение бесконечные ряды людей и существ, выстроившихся там, внизу. И еще он знал, что достаточно пожелать — сгинут и они, а воля его станет самодвижущей и самотворящей силой, не нуждающейся в посредниках и исполнителях. «Надо искать!» — неслышно подсказал кто-то невидимый из мириада мнимых советников. Тогда он взмахнул жезлом и пожелал: «Искать всем!» Ряды смешались, возник небольшой смерч, и вскоре никого не осталось на малахитовом полу. «Но что искать?» — задумался было он, а голос укоризненно шепнул: «Владыке Аэндора не подобают вопросы».

И тогда он ощутил в себе Знание, а когда перед внутренним взором вдруг появилась сияющая радужная пелена, тот же голос уже не вкрадчиво, а скорее испуганно, громко сказал: «Ах ты, черт, не с того конца пошло…» — и снова последовало знакомое прикосновение холодных пальцев.

Он стоял, тупо уставившись на дядю, а дядя медленно крутил педали.

— Вот ведь какая незадача, — сказал Кошкодав-Ракоед, выталкивая Аршака в коридор. — Пока не объясню — проку от тебя мало, а если объяснить — будешь знать слишком много.

С этими словами он перешагнул через поваленную решетку, задел ее носком, чуть не упал и выругался. Аршак заметил, что кирзовые сапоги исчезли, взамен появились остроконечные лакированные туфли. Кургузый пиджак несколько вытянулся, потемнел, а полоски на брюках стали мельче.

Они вернулись в ковровую комнату. Кошкодав-Ракоед сел на тахту и задумался.

— Есть некий предмет, — сказал он, значительно подняв палец, — который весьма необходим. И ты можешь помочь себе, если поможешь мне найти его. Я не могу тебе сказать, — с этими словами он огляделся по сторонам, сунул голову под тахту, — что это за предмет. А когда ты сам догадаешься, лучше помалкивай и, не раздумывая, тихонечко отдай его мне. Только тихо, никакого шума, понимаешь? А то есть всякие…