Козлы! - Ариэль Бюто

Раз в месяц Элиза отправляла детей на выходные к своим родителям, чтобы побыть с Марком наедине. В субботу утром, когда с завтраком было покончено, она, набрав в легкие побольше воздуха, анонсировала, не жалея красок, программу развлечений. Каждый пункт должен был способствовать единственной цели: вдохнуть в сердце Марка немного романтики и пробудить в нем любовный пыл.

Но Элиза на этой войне была лишь неопытным новобранцем, ее стратегические планы, блестящие с точки зрения теории, рушились, сталкиваясь с инертностью противника.

На предложения жены Марк отвечал снисходительной улыбкой и вопрошал, так ли уж необходимо по минутам расписывать дни, если их главное достоинство — отсутствие всяких обязательств и расписаний?

— Почему бы нам не остаться дома, коли уж вся квартира в нашем полном распоряжении? Я бы очень хотел просто немного расслабиться.

И он действительно расслаблялся, подготавливая документы на следующую неделю или раскладывая пасьянс до тех пор, пока не заканчивалась колода, что случалось довольно редко. Элиза уходила, хлопнув дверью, отправляясь переживать разочарование в первый попавшийся кинотеатр. Марк находил, что у жены трудный характер, но все ей прощал.

Потому что Марк любит Элизу.

Их жизнь текла словно спокойная медленная река. Жили они на разных берегах, но Элиза без устали искала мостик, бревнышко или хотя бы веревку, перекинутую через реку, — ради оживления отношений с мужем она готова была стать канатоходцем.

Однажды у поглощенного чтением журнала Марка вырвалось слово. Одно-единственное, но Элиза тем не менее решила за него ухватиться, чтобы завязать разговор. Слово было не совсем полноценным, всего лишь восхищенное «О!». Рот Марка округлился и оставался в таком положении спустя некоторое время, после того как стих звук.

Элиза вся подобралась и приготовилась во что бы то ни стало поговорить с мужем. Но «о» было хоть и долгим, но недостаточным, чтобы понять, на какую тему должен состояться обмен мнениями.

— Что ты сказал? — с надеждой спросила она.

— Я? Да нет, ничего. Ничего не говорил.

— Ты сказал «о».

— А?

— Нет, «о».

— «О»?.. Ах да… Смотри, я сказал «о», глядя на это платье.

— Ты стал интересоваться модой? — удивилась Элиза, рассматривая фотографию, в которую ткнул пальцем Марк.

— Не знаю, модное это платье или нет, но я думаю, что оно… Как бы это сказать? Оно подчеркивает все, что нужно, ничего не обнажая, — верх чувственности, я так считаю.

Элизе хотелось заметить, что Марка скорее привлекло не платье, но тринадцатилетняя девчонка, наряженная роковой женщиной, но он уже перевернул страницу, всем видом показывая, что более отвлекаться не намерен.

Пресловутое платье Элиза отыскала без особого труда. Простое черное короткое платье с очень глубоким вырезом и прозрачной вставкой на спине. В примерочной оно выглядело весьма убедительно, можно сказать, волшебно. Любуясь на себя в зеркало, Элиза явственно увидела, как на ее лице проступают черты юной манекенщицы. На свои «мраморные» с синими прожилками и слегка дряблые ноги она предпочитала не смотреть, будучи твердо уверена: стоит прибавить пару хороших чулок и туфли на шпильках, как из уст Марка снова вырвется восторженное «О!».

Несколькими часами позже Элиза неожиданно предстала в гостиной, где Марк заканчивал разгадывать кроссворд. В успехе она не сомневалась. Платье даже не пришлось подгонять, и скрывало оно только то, что необходимо было скрыть, поэтому обтянутые черным нейлоном ноги казались бесконечными. Парикмахер слегка осветлил ей волосы, и теперь они колыхались над плечами, словно победное знамя.

— Ага, ты очень вовремя, — как ни в чем не бывало произнес Марк. — «Обреченный жить в темноте», шесть букв…

Элиза наклонилась над ним и спросила:

— Ты ничего не заметил?

— Конечно, заметил. Точно такое же.

— Что точно такое же? — Элиза едва сдерживалась.

— Точно такое же задание, как на прошлой неделе. Ошибка, наверное. Шесть букв, «обреченный жить в темноте». Ты что, не видишь?

— Это ты ничего не видишь, — буркнула оскорбленная Элиза. — «Слепец». Подходит?

— Точно, ты права. Спасибо. А теперь из пяти букв…

— Козел! — рявкнула Элиза.

Марк наконец поднял на нее глаза — изумленные:

— Но я даже определение не успел прочитать!

«Я тебе уже дала определение!» — подумала Элиза, удаляясь. Паркет дрожал под ее каблуками.

И опять она хлопнула дверью, опять отправилась развеивать горе в кинотеатр. На экране молодая девушка из кожи вон лезла, чтобы осчастливить людей, которые ее об этом вовсе не просили.

Элиза объедалась попкорном и шоколадом, пока не почувствовала, что платье сдавливает ей живот. Потом, удрученная, поплелась домой, оплакивая бесшумное крушение своего семейного счастья и выброшенные на ветер триста евро. Ровно столько она отдала за платье, которое сделало ее такой уязвимой.

На лестнице она упала. Сломала каблук и порвала чулок. Благодаря этому печальному происшествию досада переросла в гнев. Ей захотелось изорвать платье, не оправдавшее ее надежд. В ярости она дернула за край выреза, обнажив вялую грудь, затем принялась за подол и терзала его до тех пор, пока не показались розовые трусики. Женщина в зеркале на площадке второго этажа была страшна как смерть. К тому времени, когда Элиза добралась до третьего этажа, прическу постигла участь платья. На четвертом Элиза уже не отважилась смотреться в зеркало и сразу толкнула дверь квартиры.

Марк, слегка обеспокоенный долгим отсутствием жены, вышел ее встречать.

— О! — сумел лишь вымолвить он и застыл с округлившимся ртом.

Это было последней каплей. Элиза, захлебываясь слезами, упала на грудь мужа.

— Кто это сделал? — вне себя от тревоги спросил он.

Но рыдающая Элиза не могла говорить.

— Мужчина? — спросил он и тут же пожалел, что высказал подобное предположение.

Она кивнула и зарыдала еще громче. И тогда произошло чудо. Марк крепко прижал к себе жену, грозно бормоча:

— Сволочь! Какая сволочь!

Марк был не столько разгневан, сколько до глубины души потрясен элементарным соображением: он-то полагал, что Элиза принадлежит ему целиком и полностью и так будет всегда, и вот, надо же, едва ее не потерял.

И словно маленький мальчик, которому самой лучшей кажется та игрушка, что нравится другому, он пылко поцеловал жену и поклялся снова завоевать ее любовь, чего бы ему это ни стоило.