Дочь бутлегера - Маргарет Марон

Сегодня день рабочий, но поскольку въезд не был перегорожен, я проехала по широкой дороге, обсаженной шиповником, не меньше четверти мили, пока наконец она не привела к просторному ровному двору, окруженному плакучими ивами, спускающимися вдоль заросшего травой берега к ручью. За исключением этой единственной просеки остальная перспектива была заслонена зарослями шиповника, молодой порослью ложного апельсина и ползучего мирта.

Справа вдалеке, там, где местность начинала подниматься, стоял большой деревянный сарай, обшитый потемневшими от непогоды досками. Желтые розы взбирались по одной стене до окон второго этажа и переплетались над решетчатой дверью. Когда-то давным-давно сарай стоял на лужайке на краю хлопковых полей. С тех пор поля заросли клевером и полынью, и лужайка оказалась отвоевана дикой вишней, дубами и тюльпанными деревьями.

В ту весну, когда погибла Дженни, Майкл Викери переоборудовал сарай в жилой дом. На первом этаже была устроена гончарная мастерская с пристроенной сзади огромной печью для обжига, а откуда-то из противоположного конца округа перевезена старинная деревянная коптильня, в которой теперь разместился магазинчик розничной торговли.

На двери висела табличка «Закрыто», однако и серый «форд»-пикап Майкла, и каштановый «вольво» Дена Макклоя стояли перед магазинчиком, как и две японские машины, вероятно, принадлежащие прислуге.

Когда я свернула к грузовичку, средних размеров собака, впрыгнув на раму пикапа, с дружественной настороженностью оглядела нас. Собака была непонятной породы, вероятно, помесь ламбрадора с доберманом и сеттером. Собака приветствовала нас, быстро рассекая воздух тонким хвостом. Я посигналила, предупреждая о появлении гостей, как это принято в сельской местности, и вскоре Майкл помахал из дверей амбара, сообщая о том, что сейчас присоединится к нам.

* * *

Наверное, Майкл Викери оказался тяжким крестом для своих родителей.

Для своих родителей? Черт возьми, в первую очередь он оказался тяжким крестом для самого себя.

В наших краях, где только мужчины настоящие люди, а женщины обязаны их ублажать и дарить им домашний уют, общественное мнение долго и трудно свыкалось с тем, кто и что такое Майкл Викери. Видит бог, он старался играть роль, назначенную ему рождением и полом, потому что видит бог (как громогласно трубят об этом со всех амвонов его глашатаи) — в нашем штате никогда не терпели неприкрытый гомосексуализм.

Округ Коллтон уже не та глухая провинция, как когда-то. Достаточно многочисленное сообщество сексуальных меньшинств Университетского треугольника слишком нарочито выставляет себя напоказ, чтобы мы могли притворяться, будто гомосексуализм существует лишь в Калифорнии и Нью-Йорке (или даже в Чапел-Хилл, который консерваторы штата считают Содомом и Гоморрой Юга). Такие телевизионные ведущие, как Опра, Фил и доктор Рут, ежедневно приходят к нам с экранов телевизоров, и мы даже знаем, что гомосексуалистами становятся не по своей воле. Однако из этого не следует, что мы не сочувствуем соседу, если вдруг выясняется, что ребенок этого соседа подходит к проблеме отношения полов иначе чем мы. И из этого не следует, что мы не поднимаем бровь и не расплываемся в непристойной усмешке за спиной этого самого соседа.

Тем не менее, Майкла Викери и Дена Макклоя принимали почти везде, где бывали другие мужчины их общественно-экономической прослойки. Быть может, у них возникли бы трудности, если бы им вздумалось сделать ставку на петушиных боях в сельской таверне, но то же самое можно сказать про моего кузена Рэйда. Они ходят в церковь, посещают местные рестораны и, кажется, принимают участие во всех общественных делах округа, которые их интересуют. Например, Майкл состоит в добровольной пожарной команде, а Ден создает костюмы и декорации для нашего небольшого любительского театра.

Однако осенью далекого 1972 года даже деньги и влияние семейства не могли обеспечить ту терпимость, с которой к Майклу и Дену относятся сейчас. Тогда по ночам к их дому частенько сворачивали пьяные компании, извергавшие угрозы и швырявшие пустые бутылки, а пару раз даже прозвучали выстрелы, направленные в никуда. Несколько прицельных выстрелов из «Винчестера» Майкла позволили ему хоть отчасти вернуть уважение, а после того, как мой отец в магазине на перекрестке прилюдно заявил, что ему не по душе подобные оргии по соседству, ночные визиты незваных гостей прекратились вовсе.

Сейчас Майклу уже далеко за сорок. Он учился в Йельском университете, пробовал заниматься живописью в Париже и скульптурой в Нью-Йорке и в конце концов возвратился домой в Коттон-Гроув. Быть может, ему надоело скитаться по чужим краям, хотя на меня он никогда не производил впечатление ярого южанина. Или чрезмерно избалованного художника. Когда Майкл впервые вернулся домой, все вокруг вскоре прознали, что он намеревается рыть глину на берегах ручья Поссум-Крик и изготавливать из нее керамические статуэтки. И хотя никто не обвинял его в том, что взрослый мужчина собирается лепить куличи, многие пожимали плечами, считая этот способ зарабатывать на жизнь неподходящим для члена семейства Дэнси.

— Должно быть, все родовое мужское достоинство досталось его сестрам, — частенько говаривал маме отец.

Но это не помешало мне ненадолго влюбиться в Майкла той весной, когда родилась Гейл.

Тогда он был очень красив — он остается красивым и сейчас. Мускулистые руки, обворожительная улыбка — Майкл Викери был одним из самых привлекательных мужчин в городе. Несомненно, никто из моих знакомых не догадывался о том, что он голубой. Наверное, в то время Майкл еще пытался перебороть себя, потому что он ухаживал за Пэт Уиггинс — кое-кто говорил, что он даже спал с ней, — до тех пор, пока не пригласил к себе Дена Макклоя. Тогда люди решили, что он переделал сарай под жилой дом для того, чтобы иметь возможность приходить и уходить когда вздумается, поскольку его мать придерживалась очень строгих пуританских взглядов.

Двор особняка Викери примыкал задней частью ко двору дома Джеда и Дженни, и как только я замечала, что Майкл выходит на улицу с этюдником, я хватала корзину с выстиранными пеленками и спешила развешивать их за домом. Бельевая веревка была натянута всего в нескольких футах от границы владений Викери, и я каждый раз пыталась завести разговор. Майкл неизменно отвечал любезно, но я чувствовала, что он видит во мне лишь молоденькую дурочку, поэтому быстро снова полностью отдала сердце Джеду.

* * *

— Господи, какое расточительство! — вздохнула Гейл, оглядывая направляющегося к нам Майкла. — Подумать только, такой красавец — и голубой!

Я принужденно улыбнулась, вспоминая собственное изумление, когда эта тайна впервые стала явью. Майкл Викери действительно обладает внешностью покорителя девичьих сердец: высокий, мускулистый, с мужественными чертами лица, проницательными голубыми глазами, вьющимися темными волосами, чуть тронутыми сединой на висках, и тонким налетом волнующей загадочности. Небрежная походка, расправленные плечи — у него есть все что нужно.

Ден Макклой, напротив, восемнадцать лет назад обрушился на наши места шаровой молнией. Нельзя сказать, что он горел огнем, но внутри у него определенно что-то тлело. С годами Ден угомонился, но восемнадцать лет назад он сошел с самолета с пышной шевелюрой, в брюках-клеш (из белой замши) и пиратской рубахе (розовый полиэстер), расстегнутой, чтобы была видна золотая медаль Святого Христофора, болтающаяся на груди (тощей и лишенной растительности). Ушедший вперед на три поколения, прямиком из Лонг-Айленда, пройдя через различные клубы и начинающие театры Ист-Вилледж, он даже говорил стереотипным курсивом, словно плохая копия Крошки Тима. Коттон-Гроув кроме Крошки Тима (да и то по телевизору) никогда не видел ничего похожего на Дениса Макклоя вблизи. Наверное, Ден стал живым воплощением самого страшного кошмарного сна миссис Викери, пришедшим прямиком из ада, но она держала голову высоко и не сказала ни слова против него.