Лили. Сказка о мести - Роуз Тремейн

запах, впитавшийся в волокна мешковины, таившийся во тьме почти шестнадцать лет, вдруг снова выбрался наружу.

Тот бородач, что вынуждал ее признать ту доброту, которую к ней проявили в госпитале, – чье имя Лили все же вспомнила: мистер Хадсон, – откашлялся, будто у него в горле першило от этого запаха, и сказал:

– Прискорбное начало жизни, Лили. Бедное дитя. Наверное, поэтому ты была так неугомонна? Но факт есть факт: тебя спасли и принесли в госпиталь. И за это нам всем стоит возблагодарить Господа. Мы тебя спасли.

– Кажется, меня спас тот констебль, – сказала Лили. – Он рисковал своей жизнью…

– Разве? Правда? Но ведь это мы согрели и выкормили тебя. По-настоящему твоя жизнь началась в этих стенах.

Лили дотронулась до мешка. Она спросила, можно ли ей взять его в руки. Материя была грязной и жесткой. Раскрыть его оказалось нелегко, поскольку края слиплись так, будто минувшие годы накрепко их запечатали. Но наконец ее рука проникла внутрь, и пальцы нащупали то, что она ожидала там найти: охапку волос. Ей хотелось поднести их к свету, рассмотреть их спустя все эти годы, но она не желала делать это на глазах у бородачей. Она заметила, что в записи о ней про волосы не сказано ни слова, как если бы никто не помнил, что они некогда лежали там, поэтому она решила, что волосы по праву принадлежат ей и она может делать с ними все, что ей угодно.

Когда Лили сообщила бородачам, что хочет «ненадолго» взять с собой мешок, они ошарашенно уставились на нее.

– Это жуткая, грязная вещь, – сказал мистер Хадсон. – Совсем не похожая на те, что обычно оставляют вместе с подкидышами. Я предлагаю просто избавиться от нее. Позволь нам сжечь мешок, а сама постарайся обо всем этом забыть.

– Да, – отвечала Лили. – Я бы хотела «обо всем этом забыть», но мне сначала нужно показать его кое-кому. Затем я принесу его обратно, и вы сможете его сжечь.

– Что ж, – сказал мистер Хадсон, – я полагаю, что, строго говоря, эта вещь – твое имущество, поэтому мы не станем возражать. Вы согласны, мистер Рафферти?

Рафферти – вот как звали второго. И Бриджет как-то раз сказала: «Это имя не подходит такому человеку, это имя для клоуна».

– Да, – сказал мистер Рафферти. – Можешь его забрать. Но ты должна его вернуть, Лили. Мистер Хадсон немного заблуждается, утверждая, что это твое «имущество». Это пусть и необычная, но «памятная» вещь, которую оставили вместе с тобою, и такие вещи по праву принадлежат госпиталю Корама, если их не затребует обратно мать подкидыша. Все здесь должно делаться в согласии с законом.

Лили молчала. Ей хотелось бы ответить: «Кое-что из творившегося здесь переходило границы закона – то, о чем вам никогда не будет рассказано», но вместо этого сказала:

– Я удивлена, что сестра Мод еще здесь – я увидела ее во дворе. Я думала, что она уже здесь не работает.

– С чего ты так решила? – спросил мистер Хадсон.

– Ну, – сказала Лили. – Я думала, что ей уже пора бы отойти от дел.

– Что ж, да, вообще-то ей пора бы. Она уже немолода. Но сестра Мод – один из столпов Госпиталя для найденышей, поэтому мы ее не увольняем. Мы разрешаем ей брать выходные по воскресеньям, и она отдыхает у себя в комнате, а по понедельникам она снова полна сил, как и прежде.

– Понятно, – сказала Лили.

– Почему ты спрашиваешь? – поинтересовался Хадсон. – Ты так любила сестру Мод?

– Нет, – сказала Лили.

Мистер Рафферти в упор уставился на Лили, по видимости, ошеломленный ее категоричным «нет». Затем сказал:

– Я удивлен. Я знаю, что она строга, но мы убеждены, что дети Корама со временем осознают всю ценность правил поведения, которые им прививают здесь. Под руководством таких людей, как сестра Мод, они однажды начинают отличать добро от зла. Ты так не думаешь?

Лили посмотрела на мистера Рафферти. «Клоун, – сказала тогда Бриджет. – С клоунами не о чем говорить, потому что за их гримом скрываться может что угодно: ложь, небылицы, злоба и даже греховность». Поэтому Лили отвернулась, опустила взгляд на мешок и притворилась, что не услышала вопроса.

Когда мистер Рафферти понял, что она не собирается ему отвечать, он произнес, сверля ее взглядом:

– Одно мы знаем точно: когда дети попадают к нам, они часто похожи на диких зверей. Ты ведь тоже была такой зверушкой – сбежала, разве нет? И посмотри, какой ты стала: благочестива и смирна, и кормишься своим трудом, но лишь потому, что мы сумели укротить тебя и обратили к Богу. А теперь ступай отсюда со своим грязным мешком и не забудь соблюсти закон и возвратить его назад.

Лето выдалось душное, и дождь все не шел. Белль Чаровилл распахнула все окна в мастерской и распустила корсет. Грязь в лондонских канавах превратилась в пыль.

Лили подумала: «Завтра схожу туда – в Дом спасения. Положу мешок на прилавок. Буду наблюдать за Френсис Куэйл так же пристально, как старая серая сова следила за крысами в сарае у Перкина Бака. Мне достаточно просто наблюдать и молчать, и я все пойму».

Но она так туда и не сходила. Все августовские вечера тянулись своим чередом, и она приползала в свое обиталище лишь для того, чтобы лежать в одиночестве в затхлом подвале, смотреть на гипсовую Марию, в ее пустое, непоколебимое лицо, и говорить себе, что она точно сходит завтра, что как-то наберется смелости узнать, действительно ли Френсис Куэйл приходится ей матерью.

Алое платье

Маэстро Ардитти подгоняет и стращает. Белль Чаровилл заставляет постижеров трудиться до позднего вечера, и за это ей дарована награда: Ардитти принес для Белль два билета на премьеру «Травиаты».

Она вызывает Лили в свой кабинет и закрывает дверь. У Белль в руках «заключительный» парик Виолетты – тот, что с редеющими волосами, – сотворенный Лили, и Белль гладит его своими изящными белыми ладонями.

– Прекрасная работа, – говорит она. – Так скрупулезно, так правдоподобно. Ардитти вне себя от восторга. А я тебе сейчас воздам за это.

Лили смотрит сквозь стеклянную дверь в кабинет и видит, что сослуживицы ее, оторвавшись от работы, пристально наблюдают за ней, и ей от этого не по себе. Когда за нею наблюдают, ей всегда кажется, что он вот-вот настанет, тот момент: откроется содеянное ею и за ней придут.

– Мы с тобой отправимся… – говорит Белль.

Лили вскидывается, словно задремала на секунду и вдруг очнулась.

– Отправимся?

– Никому об этом не рассказывай.