Кафе «Поющий енот» - Евгения Перова

Жизнь больше не казалась мне беспросветной. Как только мы более-менее обустроились, я принялась за дело. Как я теперь жалела, что пятнадцать лет назад выбросила все наши костюмы, отрезы тканей, нитки и кружева! Но тогда я видеть этого не могла, а сейчас бы пригодилось. Я так увлеклась, что забыла обо всем. Казалось, что каждый стежок, каждый обметанный шов, каждая пришитая пуговица возвращают к жизни прежнюю Ларису, словно я шью не нижнюю юбку или жакет, а себя саму. Сшиваю по живому.

На стадии изготовления шляпки мы с мужем развелись. Надо отдать ему должное: он меня хорошо обеспечил. Расстались мы без особых сожалений: сын поступил в колледж, так что начался новый этап жизни, и его отцу понадобилась новая спутница – помоложе и пошустрее.

Но к твоей свадьбе мой наряд не был готов. Да, я не приехала и поэтому тоже. Когда я надеваю этот костюм, я преображаюсь. И ничего не боюсь. Новое платье королевы, да. Оно готово, и вот я здесь. Осталось показать нас тебе и, может быть… Может быть, ты поймешь? То, что я сама до конца не понимаю. И простишь».

Я закрыла блокнот.

Да, жалкие попытки оправдаться.

Дочь-то меня, возможно, и простит, а вот я сама…

У меня было очень хорошее детство – радостное, полное любви. Родители души во мне не чаяли, а я была уверена, что меня ждет прекрасная счастливая жизнь – так легко мне все давалось. Я смотрела на мир сквозь розовые очки и ждала от него только леденцов и пряников, только поцелуев и объятий. Детство закончилось, а розовые очки слетели в тот момент, когда я узнала страшную весть и осталась один на один со своим горем. Один на один с жизнью. Которая совсем не похожа на игру. И в которой леденцы чаще всего горькие, а тот, кто целует, вовсе не обязательно тебя любит.

Родители… Нет, они пытались меня утешать. Но я не верила их утешениям, мне казалось, они только рады. Родители были против нашего брака. Конечно, я не поступила в консерваторию, а столько сил и средств было затрачено на мое музыкальное образование! Связалась с легкомысленным молодым человеком, увлеклась какими-то никому не нужными ролевыми играми, выскочила замуж сразу после школы, родила ребенка – ни образования, ни толковой работы, ни опоры на мужа, который третий год подряд с упорством, достойным лучшего применения, пытается поступить в театральный институт. Особенно их потрясло, что я, вернувшись домой после смерти мужа, пошла работать продавщицей в бутик. Они не понимали: я жила в смертельной тишине своего горя и не хотела никакой музыки. Я была к ним несправедлива, знаю. Они ушли очень скоро, один за другим: сначала папа в три месяца сгорел от рака, потом маму разбил инсульт, а чуть оклемавшись, она наглоталась таблеток. Я ее понимаю – мама не хотела быть мне обузой. Но могла бы быть поддержкой: я сама цеплялась за жизнь только ради дочери, а мама могла бы стать вторым надежным якорем. Но не стала.

Родителям мужа я не понравилась сразу: они не одобряли его увлечения театром и ролевыми играми, полагали это пустой тратой времени, а я его поддерживала во всем. Поэтому они не считали нужным помогать нам с дочерью: вручили однажды пухлый конверт с деньгами, и на том спасибо. Ничего, мы выжили.

Первый раз я вышла замуж за владельца того самого бутика. Этот брак выбил из меня остатки наивности и детской восторженности, если они еще оставались. Муж был самолюбивым и ревнивым деспотом, но мне удалось ускользнуть из этого брака, создав впечатление, что он меня выгнал, а не я его, такого прекрасного, бросила. Заодно я потеряла и работу. Потом я встретила человека попроще и помоложе. С ним я могла бы прожить до конца дней, если бы согласилась играть роль вечной мамочки. Но нет, спасибо. С меня и одного ребенка вполне хватит. Последний муж… Что ж, с ним мы были скорее партнерами, чем супругами. Честная сделка. Но за кого я бы ни выходила замуж, чем бы ни занималась, кем бы ни работала, где бы ни жила, моя боль не проходила. На самом деле я до сих пор сижу на полу в тесной прихожей и кусаю до крови свои пальцы, чтобы не заорать в голос от горя…

Я потрясла головой, запустила руки в непричесанные волосы и с силой потянула: приди в себя, Лариса! Опомнись! Прошло больше пятнадцати лет! На самом деле ты сидишь в номере гостиницы и собираешься встретиться с дочерью, которую не видела три года. Да и вообще не особенно в нее вглядывалась, честно говоря. Нет ничего сильнее эгоизма горя. Вспомни, что говорил тебе тот умный старичок: стараться не жалеть себя! Вот и не жалей. Посмотри на себя – за что тебя жалеть-то? Взрослая красивая женщина, вполне обеспеченная. А что тараканы в голове, так у кого ж их нет?

Я встала и подошла к зеркалу – отражение посмотрело на меня скептически. Ну что ж, приступим. Сначала надо причесаться. Это нелегко сделать самостоятельно. Я, конечно, долго тренировалась, но все равно волнуюсь, получится ли – так мне хочется выглядеть безупречно. Счастье, что у меня послушные волосы. Я всегда стриглась очень коротко, но за последние три года отрастила кудри до лопаток. У меня есть гребень и несколько старинных шпилек, купленных за бешеные деньги у антиквара. Так, слегка начесать, приподнять волной надо лбом – хорошо, что изобрели лак для волос. Закрутить сзади пышный узел… Ну вот, красота!

Теперь одеваемся. Натянем панталончики с кружевами, наденем коротенький батистовый лифчик с кружевными прошивками и ленточками, потом такую же сорочку и чулки. Тут пришлось пойти на компромисс, потому что я не достала настоящих шелковых чулок, так что взяла современные синтетические – на резинке, имитирующей подвязку. Туфельки тоже современные, но вполне в духе Belle Époque[5]. От корсета я отказалась: в нем неудобно, да и фигура у меня хорошая. Теперь две тонкие нижние юбки с оборками, затем кружевная блузка с воротничком-стойкой: у нее очень сложная застежка и много маленьких пуговок: я замучилась обтягивать их сыпучим белым атласом. К воротничку крепим брошку-камею. И наконец, верхняя юбка и жакет из шерстяной ткани, все темно-вишневого цвета. Раньше его называли альмандиновым. А вставки я сделала из бархата более светлого оттенка. Юбка простого покроя, но по подолу идет круговая оборка, на которой шестьдесят бантовых складочек – вот я намучилась их раскладывать и гладить! Пришлось повозиться и с жакетом: у него сложный воротник и множество пуговиц, тоже обтянутых бархатом.

Ну вот, я практически готова. Осталось только тронуть губы неяркой помадой, надеть шляпку, украшенную перьями, и пристегнуть к поясу юбки маленькую сумочку, куда я уже уложила блокнот. Сумочка у меня в виде совы, тоже антикварная. Да, и не забыть перчатки.

Конечно, я тянула время, потому что страшно волновалась: а вдруг ничего не получится? Вдруг уже поздно наводить мосты? Оттого и пошла пешком, хотя гостиница находилась на другом конце города. Я специально ее выбрала, чтобы ненароком не наткнуться на знакомых: все-таки я прожила тут почти шесть лет, а город маленький. Я брела не спеша и смело встречала изумленные взгляды прохожих – некоторые даже оглядывались, но мне нравилось такое внимание.