Тайны архивов: вырванные страницы - Александр Николаевич Дугин

начал огульно и всех обвинять во вражеской деятельности, изгонять пачками честных коммунистов из партии и требовать их ареста.

И, наконец, об этом говорили многочисленные факты подрывной и дезорганизаторской деятельности в области сельского хозяйства, промышленности и торговли.

Обо всех этих вражеских делах ПОСТЫШЕВА я дважды писал и дважды лично докладывал Народному Комиссару (л. 6) в октябре и ноябре 1937 года. Помимо всего прочего, в последней докладной записке в конце ноября или в начале декабря 1937 года, указав прямо о контрреволюционных разговорах ПОСТЫШЕВА с приезжавшим из Москвы в Куйбышев в командировку бывшим начальником зернового управления НКЗ, фамилию которого я сейчас забыл, – близкого друга и приятеля ПОСТЫШЕВА по Украине, который, к тому времени, был уже арестован как участник контрреволюционной организации в Москве.

Копии этой докладной записки у меня не сохранилось, я ее в январе 1938 года передал секретарю ЦК ВКП(б) тов. АНДРЕЕВУ, когда он был в Куйбышеве.

В связи с этим считаю необходимым несколько остановиться на бывшем начальнике УНКВД по Куйбышевской области ПОПАШЕНКО, который работал в Куйбышеве примерно с апреля по октябрь 1937 года. Внешне, на словах, у него взаимоотношения с ПОСТЫШЕВЫМ были неважные. На самом же деле он проводил его линию и, что называется, не выходил из его воли. Прежде всего, мне показалось крайне подозрительным то, что он – ПОПАШЕНКО, имея все возможности, но не развернул работы по вскрытию правотроцкистского подполья, до вмешательства Центрального Комитета партии и, что вся эта работа была проведена без его участия. ПОПАШЕНКО и ПОСТЫШЕВ проводили, как мне казалось, одну линию.

Кроме того, ПОПАШЕНКО совершенно не занимался вопросом о чистке вверенного ему аппарата от социально чуждых и враждебных партии и советской власти элементов. В ряде подразделений аппарата (пожарный отдел, особое строительство, УГБ и другие) пролезшие контрреволюционные элементы вели контрреволюционную, шпионскую и вредительскую работу.

ПОПАШЕНКО не мог не знать и не видеть, что делается в области и что делал ПОСТЫШЕВ, тем не менее, это его, как видно не беспокоило (абзац подчеркнут синим карандашом. – А. Д.).

Учитывая подозрительную деятельность ПОПАШЕНКО и его поведение, я об этом в свое время, в письменном виде и лично докладывал Народному Комиссару.

Снятие с поста начальника УНКВД сам ПОПАШЕНКО и его друзья – НИКОЛАЕВ (бывший начальник ОО Центра) и МАЛЫШЕВ (бывший заместитель начальника 1-го отдела) рассматривали как происки с моей стороны. НИКОЛАЕВ и МАЛЫШЕВ хвалили ПОПАШЕНКО как хорошего оперативного руководителя, которого они знают хорошо по совместной работе на Северном Кавказе и то, что случилось с ПОПАШЕНКО, может случиться с каждым.

В связи с тем, что, работая в Куйбышеве, я узнал, что бывший начальник СПО Центра ЛИТВИН в прошлом, вместе с ПОСТЫШЕВЫМ работали на Украине, что он находится (л. 8) с ним в близких отношениях и, что в мае 1937 года, будучи по каким-то делам в Куйбышевском УНКВД, посещал квартиру ПОСТЫШЕВА, у меня возникли подозрения в части поведения ЛИТВИНА и его работников КОГАН и ГЛЕБОВА по вопросу показаний на ПОСТЫШЕВА. Эти подозрения более укрепились еще и тем, что, когда я начал ставить вопрос об аресте ПАШКОВСКОГО Сергея Николаевича, работавшего помощником ПОСТЫШЕВА, в течение 12 лет (бывший офицер, сын попа), то ЛИТВИН и его помощник КОГАН усиленно уговаривали меня не делать этого. И это тогда, когда они сами имели на него показания как на участника правотроцкистской организации на Украине.

Кроме того, КОГАН в разное время мне выболтал о том, что они (то есть 4-й отдел Центра) имели показания на ПОСТЫШЕВА по Украине, но туда выезжала бригада, в которой участвовал и КОГАН, и эта бригада, якобы установила, что эти показания являются клеветой.

Несмотря на это, ПАШКОВСКИЙ мною, с санкции тов. АНДРЕЕВА, в конце января 1938 года, был арестован и в этот же день признался в участии в правотроцкистской организации и шпионаже в пользу Польши. В своих собственноручных показаниях он назвал, в числе близких своих связей, бывшего начальника СПО НКВД СССР ЛИТВИНА.

В связи с этим мною 5 февраля 1938 года была написана подробная докладная записка на имя Народного Комиссара, где была изложена вся история этого вопроса.

Когда я, в начале марта 1938 года, в связи с переброской меня в Ивановскую область, был на приеме у Народного Комиссара, то он в присутствии своего заместителя ФРИНОВСКОГО, начальника секретариата ШАПИРО и вновь назначенного УНКВД по Куйбышевской области БОЧАРОВА, по поводу моего письма в отношении ЛИТВИНА, заявил буквально следующее: «Ваше письмо в отношении ЛИТВИНА получил. Вы сделали правильно, что написали об этом. Но Литвин тут не при чем, он человек – проверенный и не вызывает у меня никаких сомнений. В отношении же ПОСТЫШЕВА я виноват сам».

Помимо этого, насколько мне память не изменяет, Наркомом было сказано, что ПОСТЫШЕВ разоблачен и арестован не по Куйбышевским материалам, что основанием к аресту послужили иные данные (абзац подчеркнут синим карандашом. – А. Д.).

Копию докладной записки, касающуюся ЛИТВИНА, я Вам вручил при личном докладе 11 ноября 1938 года.

Должен отметить, что из последующих встреч с помощником начальника СПО КОГАН и разговоров с ним я понял, что ему известно в какой-то мере, о докладной записке в отношении его и ЛИТВИНА. Я предположил, что это ему стало известно от ЛИТВИНА, а последнему от ШАПИРО или прямо от ШАПИРО. Во всяком случае, с этого времени, в аппарате НКВД Центра усиленно стало проявляться враждебное отношение ко мне и присваивается марка липача (так в тексте. – А. Д.). Этому, очевидно, много способствовал, помимо КОГАНА, и его компании, ПОПАШЕНКО со своими друзьями и, впоследствии усиленно подключившийся в это дело бывший начальник УНКВД Ивановской области РАДЗИВИЛОВСКИЙ.

В Ивановскую область я прибыл в начале марта с. г. Ознакомившись с обстановкой в области и делами по линии НКВД, я установил, что бывший до меня начальник УНКВД РАДЗИВИЛОВСКИЙ проводил подозрительную линию в работе (абзац подчеркнут синим карандашом. – А. Д.).

Прежде всего, бросалось в глаза то, что работа по разгрому правотроцкистского подполья проводилась наспех и кустарным способом. Арестовывались отдельные участники организации или группы, следствие вширь и вглубь не проводилось. Я бы прямо сказал, что следствие велось поверхностно, наспех, оформлялись дела и обвиняемые осуждались по 1 категории, в то время как за ними оставались не вскрытыми еще значительные контрреволюционные кадры. Такая линия в работе продолжалась не только по правотроцкистской организации,