Гуров не церемонится - Алексей Макеев

– Угу, – буркнул полковник и сказал уже в трубку: – Вася, ты вспомни, кто у тебя в девяносто втором году вел дело о массовых убийствах по Коммунистической, девять. А если не помнишь, то узнай. Ах, помнишь? Ну и? Уже пишу. Все, Вася, спасибо, – поблагодарил полковник, положил трубку и, вырвав из перекидного календаря листок, протянул Гурову. – Вот, Лев Иванович, вел это дело Мукосеев Илья Семенович, и адресок с телефоном имеются. Он до сих пор бодр, свеж и в твердой памяти.

Гуров тут же позвонил Мукосееву и договорился с ним о встрече, а кадровик подробно объяснил ему, как добраться до нужного дома. Поблагодарив полковника и кадровика, а заодно захватив ответ на запрос, Лев Иванович отправился искать нужный ему дом.

Это оказалась обычная хрущевка, но в центре города. Со всех сторон ее окружали старые дома, так что получение в ней квартиры должно было означать, что в свое время Мукосеева на работе очень ценили, потому и квартиру здесь дали. И это несколько подбодрило Гурова – значит, дело этот прокурорский следователь все-таки не завалил.

Дверь Льву Ивановичу открыт старик лет семидесяти, в тренировочном костюме, то есть даже переодеться не потрудился к приходу гостя, что Гурову совсем не понравилось.

– Документики предъявите, – с ходу потребовал хозяин.

Лев Иванович безропотно достал удостоверение, которое старик самым внимательным образом изучил, а потом вернул ему со словами:

– Лучше перебдеть, чем недобдеть, – и вдруг неожиданно сказал: – Прошу прощения за свой вид – жена всю мою одежду к дочери отвезла, чтобы я из дома не выходил, а тот единственный костюм, что оставила, у соседей держит со строжайшим наказом мне не отдавать ни в коем случае, – и в ответ на изумленный взгляд Гурова объяснил: – Инфаркт у меня был, вот она меня одного и не выпускает, а как придет с работы, мы с ней поужинаем и гулять идем – боится она за меня.

– Да я, в общем, ничего плохого и не подумал, – покривил душой Лев Иванович.

– Ну, все равно неудобно. А теперь пошли на кухню! – предложил хозяин. – Сейчас мы с вами яичницу сочиним. С помидорами любите?

– А вот теперь я вам скажу, что неудобно как-то получается, – почти захлебываясь слюной, ответил Гуров.

– Бросьте! А еще по рюмочке примем – у меня чудный коньячок имеется, – похвалился Мукосеев.

– А вам можно? – удивился Лев Иванович.

– Можно, и даже нужно! – выразительно сказал Илья Семенович. – Мне сам профессор сказал, что граммов семьдесят-сто в день, не залпом, конечно, для меня лекарство.

Жена Мукосеева была хозяйкой необыкновенной, потому что на шести стандартных квадратных метрах сумела разместить все необходимое, да еще и место довольно много осталось, так что протискиваться с трудом друг мимо друга им не пришлось. Гуров сел к столу, а Илья Семенович, достав неохватную сковороду, начал готовить, но предварительно налил в две крошечные рюмочки граммов по десять, не больше.

– Ну, за знакомство! – сказал он и отпил совсем чуть-чуть, можно сказать, только губы намочил.

Коньяк был действительно превосходным, и Лев Иванович решил его тоже посмаковать.

– Мне Васька позвонил и сказал, что вы интересуетесь тем массовым убийством на Коммунистической, – говорил между тем хозяин. – Да вы не обращайте внимания, что я его Васькой зову – он же у меня еще практику проходил. Так вот, дело это было страшное и кровавое. И имеет свою предысторию. Есть у нас тут один особнячок – купцу Пивоварову до революции принадлежал: на первом этаже магазин, а на втором он сам с семейством располагался. После революции магазин магазином и остался, а вот второй этаж под коммуналки отдали. А в девяносто первом, после известных событий, власть у нас в городе поменялась, и, как сейчас это называется, мэром стал человек, на котором, мягко говоря, пробы было ставить негде, но денег куры не клевали. Редкостной гнидой был. И положил он глаз на этот особняк – тот же аккурат рядом с мэрией стоит. И решил он себе его в единоличное пользование оприходовать. Ну, с магазином-то дело было просто – закрыли его, и всего делов, а вот с жильцами заминка вышла: на улицу-то не выгонишь. Спешным порядком объявили дом аварийным, чтобы расселить можно было, хотя он еще века простоит – строили-то его воистину по-купечески, добротно. Стали жильцам предлагать тоже коммуналки, но уже не в центре, а на окраине города. А те уперлись, и ни в какую – кто же из центра добровольно уйдет? А некоторые квартиры отдельные потребовали. И вот тогда мэр этот обратился за помощью к Волчаре.

– Надо понимать, уголовник какой-то? – спросил Гуров.

– Да он вообще статья особая, я о нем позже расскажу, – покривился Илья Семенович. – И вот Волчара со своей бандой прошелся по этим жильцам и внятно им сказал, что упрямятся они зря, потому что им же только хуже будет. Так что пусть соглашаются на то, что им дают, а не то два квадратных метра на кладбище получат бесплатно. Ну, несколько семей, испугавшись, согласились и переехали в те коммуналки, что им предлагали. А вот несколько решили стоять до конца.

– И среди них были Вера Васильева и мать Шалых, – понял Лев Иванович.

– Да, а еще Игнатовы, – добавил Мукосеев. – Может, будь эти коммуналки в центре, они и согласились бы, но тут ведь какая история. Вера, та уборщицей-посудомойкой в столовой работала, а там рабочий день чуть ли не с шести часов. Так она бы до столовки этой и не добралась ни на чем, потому что с окраины той транспорт почти и не ходил, а другую работу она там, возле своего нового дома, и не нашла бы – время-то какое было! Игнатовы, те упертые были, сказали, что только в отдельную квартиру уйдут, а Шалая… О господи! Да ее в городе иначе как «Шалавой» не звали. Пила без просыпу да мужиков водила. Она и детей-то невесть от кого родила. Так она, я думаю, даже не поняла, в чем суть дела. Но, видно, опасались они Волчары, потому что вдруг в один день все их дети: Тамарка, Генка и Лариска исчезли, а родители и в ус не дули.

– Вера отправила их всех в деревню к своей матери, – объяснил Гуров.

– Ну, понятно, детей-то они спасли, а вот сами доупрямились, – вздохнул Илья Семенович. – Вырезали их всех в одну ночь. А еще той же ночью семью мэра вырезали, да еще и ограбили их подчистую. И смотрящего нашего по кличке Кнут тоже убили и ограбили. Можете себе представить, Лев Иванович, что тут в городе началось? Ну, то, что Волчара к этому делу причастен, стало сразу понятно – он же приходил и угрожал. Стали мы его искать, а его нигде нет! А вся его банда на хазе их в виде трупов пребывала! Причем там же нашлись вещи, что из квартиры мэра были взяты: шуба норковая, дубленки и все такое прочее, но вот ни денег, ни многочисленных золотых с бриллиантами побрякушек, в которых мэрша щеголяла, там не было. Эксперты тут же выяснили, что подельники Волчары все водкой отравились, в которую самый обычный крысиный яд подмешали. Одна только проститутка, которая мало пила, и выжила.

– Знаете, я даже удивляюсь, как ваш город после такого вообще на месте устоял, – покачал головой Гуров.

– Да уж тряхнуло нас, – вздохнул Мукосеев. – Город шумел, как растревоженный улей. Уголовники вконец озверели. Брат Кнута приехал, да не один, а со своими людьми, тоже убийцу искали.