Гуров не церемонится - Алексей Макеев

– То есть можно предположить, что Волчара, получив от мэра предоплату, выполнил заказ и освободил ему будущую жилплощадь, – начал рассуждать Гуров. – Потом он поехал к нему за окончательным расчетом и решил, что целое всегда лучше части, и, убив мэра и его семью, забрал все ценное. Но неужели вы никаких следов не нашли?

– Да у них закон был – работать только в перчатках, – пояснил Илья Семенович.

– Значит, можно считать практически доказанным, что первые два преступления были совершены им и его бандой, – сказал Лев Иванович, и Мукосеев, подтверждая, кивнул. – А третье?

– Так та выжившая проститутка, когда поправилась, рассказала все, что слышала и видела, – продолжил свой рассказ Илья Семенович. – Оказывается, водка та была заранее куплена Волчарой, чтобы удачное завершение дела отметить. Но заметим! Сам он никогда водку не пил, а только шампанское. Он вообще красивую жизнь любил, чтобы и одежда, и обувь, и все остальное только наивысшего качества, и курил исключительно красные «Мальборо». Но когда мы трупы его подельников обнаружили, там ни пустой, ни полной бутылки от шампанского не было, как и окурков от «Мальборо».

– То есть он заранее спланировал ликвидировать всех своих сообщников, чтобы ни с кем не делиться. Волчара велел своим подчиненным отвезти барахло на хазу, чтобы никаких подозрений у них не вызывать, а все самое ценное оставил при себе – думаю, у мэра он взял немало, – предположил Гуров.

– Если бы только у него! – хмыкнул Илья Семенович. – Та же проститутка сказала, что, как она поняла, Волчара Кнуту его долю повез, а потом собирался к ним присоединиться, сказав, однако, чтобы начинали без него.

– А вот присоединяться он и не собирался. Тогда получается, что Кнут – тоже его рук дело? – спросил Лев Иванович.

– Чье же еще? – невесело рассмеялся Мукосеев. – Время-то было какое? Ни банкам, ни рублю доверия не было.

– И Кнут держал общак дома и в валюте, – все поняв, продолжил Гуров. – Но убить смотрящего и украсть общак – это уже перебор! Да и не так-то легко это сделать! Кнут же наверняка в доме не один был.

– Конечно, нет, – подтвердил Илья Семенович. – При нем и охрана была, и девка его постоянная. Красивая такая! Только, когда судмедэксперты вскрытие трупов проводили, оказалось, что и у Кнута, и у охраны в крови снотворного немерено, и их уже сонных зарезали.

– То есть у Волчары в доме Кнута был сообщник? – воскликнул Лев Иванович.

– Была, – поправил его Мукосеев. – Именно эта девка и была! Любил ее Кнут и, видимо, секретов от нее не имел. Она-то снотворное всем и подсыпала, а потом Волчаре дверь открыта. Чем уж он девок брал, не знаю, совсем не красавец, но вешались они на него, вот, видно, и эта не устояла. Что уж он ей наобещал, мы теперь никогда не узнаем, но клюнула она на это, предала Кнута. Может, и к лучшему, что Волчара ее зарезал, прямо в сердце нож вогнал, так что не мучилась она. А вот, останься жива, уголовники бы ее не пожалели, страшной смертью померла бы. Так что перерезал он всех, тайник открыт, содержимое забрал, а потом и девку эту, сообщницу свою, кончил – у нее-то в крови снотворного не оказалось. И скрылся! И запас времени у него был немалый, потому что эксперты время смерти Кнута и остальных вечером датировали, а мы Волчару только утром искать начали, когда все это вскрылось. А началось все с Шалавы. К ней ее собутыльники спозаранок пришли, а там трупы! Только мы оттуда вернулись, как нас теперь уже в квартиру мэра направили. Он на работу не вышел, секретарша и прочие подчиненные домой ему звонили, а им никто не ответил. Тогда они к нему поехали, а там опять-таки трупы! Причем мэра они еще и пытали, чтобы он сказал им, где все ценное находится, потом уже убили. А ближе к вечеру нам агентура донесла, что Кнута с его людьми кончили и общак увели. Хотели уголовники сами во всем разобраться, да поняли, что не время с нами бодаться, вот и сотрудничали в рамках этого, отдельно взятого дела. Мы и аэропорт, и поезда проверяли – все без толку, нигде Волчара не засветился. Может, на электричке, может, на машине, но ушел он с концами.

– Ну, прямо Рэмбо какой-то! – хмыкнул Гуров.

– Да не Рэмбо – спецназ! – с этими словами Мукосеев поставил на стол сковороду, и Гуров, вдохнув этот дивный аромат глазуньи с помидорами, да еще щедро посыпанной зеленью, судорожно сглотнул.

– То-то же! А вы еще отказываться вздумали! Только, чур, за едой о деле говорить не будем – нечего аппетит портить. Ну, давайте под горяченькое по глоточку. – И они действительно отпили по крошечному глотку коньяка. – По тарелкам раскладывать не буду – со сковороды вкуснее, – сказал Илья Семенович, и Гуров с ним целиком и полностью согласился.

Поедая обжигающую, еще шкворчащую яичницу толстым ломтем хлеба, Лев Иванович только что не поскуливал от восторга.

– Да вы сок-то хлебом собирайте, пока горячий, – посоветовал Мукосеев. – Холодный, он не такой вкусный.

Когда они поели, Илья Семенович поставил сковороду обратно на плиту – жена, дескать, помоет, и стал заваривать чай.

– А что же представлял собой этот Волчара? – спросил Лев Иванович. – Кличка от фамилии Волков?

– От сути! – невесело ответил Мукосеев. – По документам-то он Тихонов Анатолий Александрович. Там своя непростая история. Мать у него ох и красавица была! Проводила она своего парня в армию и стала честно его ждать, а работала она на заводе. Вот возвращалась она со второй смены и решила дорогу сократить – через парк пройти. Сколько она так ходила до этого и ничего, а тут!.. В общем, трое их было, что она одна против них сделать могла? Изнасиловали они ее, хорошо хоть, не убили. Люди видели, как она вся в крови, в разорванной одежде из парка, как ненормальная, выбежала. Милицию вызвали и «Скорую». Короче, не нашли мы их – да она и не разглядела, кто это был – темно же. Парню в армию обо всем написали – мир, сами знаете, не без добрых людей, но он ответил, что вины в том ее никакой нет, не на танцульках хвостом крутила, не в ресторане пьянствовала, а с работы шла. Только изнасилование то для нее не без последствий обошлось – забеременела она. А первый аборт делать побоялась – вдруг потом детей не будет. Так она родила и ребенка в роддоме оставила, отказалась от него. Город у нас маленький, что тогда, что сейчас, все на виду, но ее никто не осудил, поняли ее люди. А потом парень ее из армии вернулся, и вот он-то ее не понял, сказал, что нормальная женщина своего ребенка не бросит. В общем, поженились они и ребенка этого из дома малютки забрали – это и есть Толька Тихонов.

– О чем, я думаю, потом не раз пожалели, – уверенно сказал Лев Иванович.

– Да, хлебнуть им с ним пришлось лиха до слез, – подтвердил Илья Семенович. – Видно, он в кого-то из этих ублюдков пошел. Мать его никогда не любила, да и отец, считайте, приемный, прохладно относился. Ну, и он им тем же платил – рассказали же ему, как мать от него сначала отказалась. У них потом еще двое своих родились, так тем тоже от Тольки немало доставалось. Кончилось тем, что, когда сил терпеть его выкрутасы уже не было, они его в интернат отдали. В общем, волчонком он рос. Потом его в восемьдесят шестом в армию забрали, а уж оттуда он настоящим волком вернулся – он же Афган прошел.