Затерянные в Эльдорадо - Светлана Нарватова

…Кстати, а откуда у модного дизайнера из Парижа выкидной нож?!

После трех сочных фруктов идти никуда не хотелось. Хотелось прилечь и уснуть, хотя за ночь я выспался, как сурок к марту-месяцу. Однако убедить в этом организм, накачанный фруктозой под завязку, оказалось не под силу. Организм жаждал срочно усвоить, что перепало. Все осоловело моргали, разговоры затихли, и лишь шлепки по всё еще голодным двукрылым нарушали безмолвное умиротворение.

Но путь – не сон, не он тебя одолевает, а ты его. Пришлось расталкивать моих «коммандос». Чуть ли не на пинках поднимать. Никто идти не хотел. Чуть ли не хором предлагали устроить лагерь прямо здесь, возле еды. Причем у меня было такое ощущение, что Отавиу подключился к этому саботажу исключительно, чтобы расшатать мои нервы и статус лидера. Но, шатай – не шатай, а рожденный повелевать при виде шавки хвост не поджимает. Через десять минут все стояли злые, но собранные и загруженные второй порцией фруктов. Больше запас – тяжелее нести. Сошлись на золотой середине: каждый взял ровно столько, сколько съел, плюс один. На перекус по пути.

Идти было непросто. Еще пару раз мы делали привалы, но короткие. Возвышенность, по которой мы шли, довольно резко поднималась вверх. Впервые я был рад выступающим змеям-корням, которые, словно ступени стремянки, помогали ногам справиться с крутизной. Когда подъем внезапно закончился, сменяясь небольшим спуском, а затем довольно сухой и ровной поверхностью, стало ясно, что на сегодня всё. Предложение устроить привал было встречено всеобщим ликованием, тихим и вялым по причине измотанности ликующих.

Лес неуловимо изменился. Кажется, деревья стали немного ниже, а кроны – более ажурными. Света стало больше, хотя день давно перешагнул середину. Духота и влажность, душившие в низине, ушли. Мы поднялись достаточно, чтобы климат из тропического стал терпимым. Слепни пропали совсем. Остались только изнуряющие мелкие москиты, но и их поголовье уменьшилось. Эндрю признал, что это место для стоянки гораздо приятнее, чем то, где мы перекусывали фруктами. Тут все вспомнили про гранадильи, и съели те, которые были предназначены для перекуса по дороге. И занялись обустройством на ночлег.

Келли, вернувшись из похода за дровами без дров, но c черной кривой штуковиной, радостно заявила, что это дикий кешью.

– Он же несъедобный, – просветил нас колумбиец на предмет местной флоры.

– Сырой несъедобный, – поправила его француженка. – А если на костре запечь, то очень съедобный. И скорлупа будет легче колоться, – поделилась она неизвестно где и когда полученным опытом.

В итоге ее отправили в экспедицию по сбору орехов. За дровами, кстати, ее не посылали. Думаю, это был такой эвфемизм к выражению «сходить в кустики».

Мы с Эндрю натянули веревки над разгоревшимся костром и развесили сушиться одежду. Я зарядил ружье и прислушивался к лесу, настраиваясь на охоту.

Было тихо.

Слишком тихо.

И Келли с Отавиу ушли довольно давно.

Колючее щупальце дурного предчувствия коснулось сердца.

– Я пойду посмотрю, как там, – неопределенно сказал я американцу.

– Да. Мне тоже что-то не нравится, – неожиданно поддержал меня он.

Я шел скорее наугад, лишь в целом придерживаясь направления, куда изначально направилась Келли.

Услышав впереди треск веток, я обрадовался. Понапридумывал себе черт-те что. Но следом послышался сдавленный стон, и я перешел на бег.

Ворвавшись на небольшую полянку, я опешил. Блондинка стояла лицом в дерево со спущенными штанами. Отавиу придавил ее к стволу, зажимая рот рукой. На мгновение, всего на мгновение, мне показалось, что она стонет от удовольствия. Трудно описать, что я испытал в эту секунду. Но в следующую она изловчилась и ударила колумбийца локтем. Тот рыкнул и рукой, которой сжимал ее лицо, впечатал девчонку в колючую кору.

Красное марево залило мне глаза.

Я не помню, как оказался рядом с ними. Как отодрал эту тварь за шкирку от Келли. Как врезал в первый раз, испытывая почти оргазм от того, как кулак впечатывается в податливый хрящ носа.

– Я, когда… – воспользовавшись растерянностью Феррана, врезал ему коленом под дых, – … неловкий, – и вонзил локоть в район почек, – … такой, мать твою, – и снова с ноги сбил колумбийца на землю, – …травмоопасный!

Рядом всхлипывала девчонка.

– Уходи в лагерь! – гаркнул я на нее.

Мне еще предстоял серьезный разговор.

– Очки… – всхлипнула блондинка, одной рукой утирая слезы с зареванного, расцарапанного лица, другой придерживая штаны.

Б-блин!

Колумбиец, стирая кровь от разбитого носа, поднимался, зло глядя на меня. Его ширинка была расстегнута, но членом он не светил, не то, честное слово, я вырвал бы его под корень.

Быстро, не выпуская противника из поля зрения, оглядел площадку, поднял чуть отсверкивающие оправой очки и отдал их девчонке. Потом протянул ружье с плеча. Сейчас оно будет только мешать.

– Осторожно, оно заряжено, – предупредил Келли.

Она шмыгнула носом и кивнула.

– Иди туда, – я ткнул пальцем в сторону, откуда пришел. – Крикнешь. Эндрю отзовется, – напомнил я.

Кто знает, насколько она сейчас соображает. Занесет куда-нибудь, где ее искать в этих дебрях?

Она снова кивнула.

– Орехи, – всхлипнула девчонка снова, показывая на землю.

– Он соберет, – успокоил ее я.

Она снова кивнула.

– Спасибо, – тихо выдохнула она и посеменила к костру.

Я закатал рукава. Душа требовала продолжения банкета.

– Келли, вам нужна помощь? – Эндрю вскочил с кучи валежника, накрытого самодельным рюкзаком.

На душе было пусто и холодно, как во льдах Антарктиды: до самого горизонта. Пока я шла к костру, успокоилась, и голос прозвучал ровно:

– Нет, спасибо. Я, с вашего позволения, переоденусь.

Американец испуганно переводил взгляд с руки, удерживающей спереди порванные штаны, на ружье и лицо. Физиономия должна была выглядеть эпично: зареванная и расцарапанная, судя по ощущениям. Страшно представить, что он подумал.

– Это… Брайан? – набрался храбрости американец.

– Нет, Эндрю, это я, – со злостью выдавила я, пытаясь одной рукой добраться в рюкзаке до пакета с джинсами.

– Давайте, я подержу, – потянулся он ко мне.

В следующий момент я обнаружила себя в нескольких шагах от Додсона. В моих руках было ружье. И направлено оно было на американца. Штаны, правда, поехали вниз, но я поймала их прежде, чем они сползли ниже уровня выпростанной блузки.