Стать Джоанной Морриган - Кейтлин Моран

– Да! – говорю я, старательно изображая беспечность. Я усвоила все уроки редакционного совещания и теперь знаю, как надо общаться с тамошними редакторами. Я знаю, каким человеком должна представляться в беседах с Кенни. – У меня тут сплошное веселье и вечеринка за вечеринкой! Секс, наркотики, рок-н-ролл. Выпивка и мужики. В общем, сам понимаешь…

Я сижу на лестнице в ночнушке и наблюдаю за одним из близнецов, которого безмятежно и мирно тошнит в коляске у входной двери.

– Если ты на минутку оставишь своих мужиков и бухло, Уайльд, – говорит Кенни, которого явно развеселил мой ответ, – у меня есть для тебя работа. Ты же вроде хотела работать? «Smashing Pumpkins» играют в клубе «Эдвардс номер восемь» в Бирмингеме. Надо сделать обзор на шестьсот слов. В следующий четверг. Мы подумали, что тебе пора подниматься на новый уровень. Не коротенькие статейки, а большая статья. Это уже серьезно. Это уже повышение, Уайльд. Ты же сможешь на время вернуться к работе, да? Мужики и бухло подождут?

– Да, сэр!

Я совершенно не представляю, как добраться до Бирмингема. У меня нет ни гроша, я еще не получила гонорары за предыдущие обзоры. Но я обязательно что-то придумаю. Может быть, на следующей неделе Бирмингем станет ближе к Вулверхэмптону и я дойду до него пешком!

– Тебе надо будет связаться с пресс-секретарем студии звукозаписи. Его зовут Эд Эдвардс. Совершенно никчемный задрот. Впрочем, там все такие. – Кенни вздыхает и диктует мне номер Эда. – Тебя внесут в гостевой список. Пройдешь бесплатно. Если будет совсем уже тяжко без выпивки, можешь там пропустить пару стаканчиков. Только сохрани чеки, чтобы тебе возместили расходы по пункту «бухло». Вряд ли они возмещают расходы на «мужиков», но можешь попробовать договориться.

– Они возмещают расходы?

У меня ощущение, словно меня тюкнули по голове мешком с золотом. Это волшебное слово. Два слова. Возмещение расходов. Лучшая фраза на свете! Возмещение расходов означает… еще больше денег.

– В разумных пределах.

– А на проезд? Они возмещают расходы на проезд? – Я скрестила пальцы на руках и ногах, скрестила ноги, скрестила вообще всю себя. И мысленно заставляю его сказать «да».

– Ну, если ты полетишь первым классом или, скажем… верхом на лебеде, они этого не поймут. Но в основном да. Возмещают, – говорит Кенни, и мы с ним прощаемся. Я ложусь на пол смотрю в потолок и шепчу:

– Да!

Мне дали большое задание. Меня повысили.

Может быть, Люпен и не оценил мою новую роль «рядового, но важного сотрудника национальных СМИ», зато папа, имеющий на меня виды как на человека, могущего поспособствовать его собственной музыкальной карьере, очень даже оценил и стремится всячески мне помогать. Результат получается неоднозначный.

Конкретно в эти минуты – в четверг вечером – папа пытается припарковать наш фургончик на стоянке у «Эдвардса № 8». Места там мало, но папа упорно долбится задним бампером в мусорный контейнер. Как я понимаю, со скрежетом и жутким грохотом, но изнутри ничего не слышно, потому что в салоне грохочет «Солдат-буффало». Рычаг переключения передач дрожит от басов.

Вся неделя прошла увлекательно и поучительно. В смысле, это был тихий ужас. Я собиралась добраться до Бирмингема на электричке и попросила у папы денег на билет. Денег он мне не дал, мотивируя это тем, что он помнит, каким был мудаком в ранней юности, и что именно они с друзьями творили в вечерних электричках, и категорически не желает, чтобы мне встретились такие же юные отморозки.

– Что-то подобное ты уже говорил, – сказала я. – Ты повторяешься.

– Что-то подобное ты уже говорила маме, – ответил он. – Ты сама повторяешься.

Он объявил, что сам отвезет меня в Бирмингем.

– Ты же можешь внести меня в гостевой список, да? – говорит он. – Пэт Морриган плюс один. Как в старые добрые времена. Изучить конкурентов всегда очень даже пользительно. Надо быть в курсе, что нынче делает молодежь. Хороший стимул, чтобы быть в форме.

Его увлеченность современным альтернативным роком, равно как и рыцарские порывы по отношению ко мне, смотрелись бы куда достойнее, если бы он предложил отвезти меня в Бирмингем до того, как узнал, что студия оплачивает журналистам «прохладительные напитки», выпитые в клубном баре во время концерта.

– Ну что ж, – говорит он сейчас, запирая фургон и потирая руки. – Где там обещанные «прохладительные напитки»?

Инвалидный значок позволяет ему парковаться практически где угодно. Вот и теперь он поставил фургон прямо у входа в клуб. Как я понимаю, на автобусной остановке. Это явное нарушение всех правил наряду с оглушительным долбежом в мусорный бак привлекло к нам активное внимание людей, стоящих в очереди на вход в «Эдвардс № 8». На лицах явно читается вопрос: «Кто вы, на хрен, такие?»

Папа уверенно подходит к швейцару, не забывая хромать. По сути, это разводилово, а разводить папа умеет и любит. Однажды, когда он рассказывал нам о том, как делал предложение маме, он употребил то же самое слово.

– Я сделал ей предложение на пляже в Брайтоне, – сказал он, отхлебнув «Гиннесса». – Я развел вашу маму.

– Мы должны быть в гостевом списке, – говорит он швейцару голосом аристократа, просвещающего дремучих пейзан. – Джоанна Морриган плюс один.

Швейцар в явном сомнении сверяется со своим списком.

– Э… нет, – говорю я папе и обращаюсь к швейцару. – Там должна быть… э… Долли Уайльд. Долли Уайльд плюс один.

– Долли Уайльд? – Папа задумчиво хмурится и смотрит так, словно разглядел меня по-настоящему впервые за несколько месяцев. Я, разумеется, во всем черном. На голове – шляпа-цилиндр, купленная на барахолке. В честь Слэша из «Guns N’ Roses». Выгляжу я потрясающе. По крайней мере, не так, как выглядела год назад.

– Долли Уайльд?

Я говорю:

– Это мой псевдоним. Долли Уайльд.

– Ага, – говорит папа вроде как с одобрением. – Псевдоним. Ничо так, нормальный.

Я жизнерадостно сообщаю:

– Она была знаменитой алкоголичкой и лесбиянкой.

– Чума! – говорит папа.

Швейцар отстегивает заградительную веревку и пропускает нас в клуб.

Я еще никогда не была на концерте. Мой первый концерт – и мне платят за то, что я здесь! Для меня все непривычно, все внове. Мы с папой приехали очень рано – в клубе почти никого нет. В эдвардианские времена это был мюзик-холл. Теперь стены покрасили тускло-черной «рок-музыкальной» краской. Все какое-то потертое и облезлое, все пропахло общественным туалетом и застарелым сигаретным дымом.

Здесь происходит рок-музыка! Здесь собирается продвинутая молодежь! Рок-музыка пахнет общественным туалетом и сигаретным дымом! Я учусь! Я просвещаюсь! Я в полном восторге. Я стою на пороге великих открытий!

– Пойду раздобуду обещанные прохладительные напитки, – говорит папа и мчится к бару.