Без жалости - Лоис Гилберт

Может, Ноа что-нибудь знает? Он ведь слышал, как Эдвард и Райан спорили в то утро. Вдруг они тоже упоминали о закладной? Я могу пойти в бунгало к Ноа прямо сейчас и спросить его об этом.

Мысль показалась мне плодотворной — в любом случае разговаривать на эту тему с кем-либо еще я до поры до времени не собиралась.

В доме было очень тихо, с кухни доносился запах жарившегося бекона. Это бабушка, подумала я. С ней мне встречаться не хотелось. Она стала бы задавать вопросы, на которые мне было бы не так-то просто ответить. Она, без сомнения, спросила бы у меня, с какой это стати я так вырядилась и накрасилась? Ничего удивительного. Я не прикасалась к губной помаде по меньшей мере год. Потом она спросила бы у меня, куда я направляюсь. Ответить на этот вопрос было бы для меня еще сложнее. Нет уж, лучше незаметно проскользнуть мимо…

Осторожно, стараясь не наступать на те ступени, которые особенно сильно скрипели, я спустилась по лестнице и открыла парадную дверь, моля Бога, чтобы собаки не учуяли свежий воздух и не прибежали с лаем ко мне с кухни.

Передо мной простиралось девственно-белое пространство. Всякий, кто выглянул бы из дома во двор, сразу бы заметил на снегу мои следы, поэтому я решила отправиться к бунгало Ноа обходным путем, завернув прежде на конюшню.

На улице было холодно и очень ветрено, и я сразу же начала замерзать. В конюшне было куда теплее, но там я не задержалась. Пробежав по бетонированной дорожке вдоль стойл, я вышла из конюшни через калитку, которая была прорезана в противоположной стене, и направилась к располагавшемуся неподалеку домику Ноа. Когда я подошла к его бунгало, у меня в буквальном смысле зуб на зуб не попадал от холода. Переминаясь с ноги на ногу, я устремила взгляд на темные окна.

«А что, если он еще спит?» — задала я себе вопрос, но потом, оглядевшись, обнаружила, что снег перед дверью убран. Стало быть, Ноа уже поднялся и успел поработать лопатой.

С шумом втянув в себя холодный воздух, я постучала.

Дверь сразу же распахнулась. Можно было подумать, меня здесь ждали.

— Какой приятный сюрприз, — сказал, улыбаясь, Ноа. — Заходи, прошу тебя.

В домике было тепло. Я в смущении стояла у двери, поглядывая на снег, который налип к моим сапогам и уже начинал таять, лужицей растекаясь по полу.

— Сними сапоги, — посоветовал Ноа. — Шлепанцы у меня найдутся.

Я, не сходя с места, стала стаскивать с себя сапоги, потеряла равновесие и, наверное, упала бы, если бы Ноа меня не поддержал.

— Вот, — сказал он, пододвигая мне простой деревянный стул. — Присаживайся. Я тебе помогу.

Когда Ноа встал рядом со мной на колени и принялся снимать с меня сапоги, сердце у меня застучало, как полковой барабан, отбивающий бодрый, жизнеутверждающий марш. Я вдруг почувствовала себя необыкновенно счастливой и сжала губы, опасаясь, что они вот-вот расползутся в широкой радостной улыбке. Ноа поставил мои сапоги у двери и принес пару старых кожаных мокасин. Пока я убеждала себя, что радоваться мне в общем-то особенно нечего, и пыталась настроиться на серьезный лад, Ноа быстро и ловко обрядил меня в мокасины.

— Выглядишь ты просто здорово, — сказал он. — Кстати, я тут заварил чай. Может, выпьешь чашечку? У меня и кофе есть. Ты что любишь?

— Кофе, — сказала я.

— Сейчас сделаем, — произнес он.

— Можно немного осмотреться? В этом домике я не была уже, наверное, лет сто.

— Делай что хочешь, — сказал Ноа, наливая чайник. — Можешь залезть в шкаф и посмотреть, что хранится у меня в ящиках. Можешь почитать мой дневник и записные книжки, а можешь проверить содержимое аптечки.

«Именно так я бы и поступила, — не без ехидства подумала я, — если бы ты все время на меня не глазел».

Раньше бунгало представляло собой обыкновенный сарай, но Райан три года назад совершенно перестроил его. Получился довольно уютный домик, вполне пригодный для жизни.

— Вид отсюда хороший, — сказала я, выглядывая из окошка. — Мне этот пейзаж всегда нравился.

— Да, — согласился со мной Ноа. — Поля видно, опушку леса. Деревенские просторы.

Крохотная кухонька, а вернее сказать — закуток, в противоположном конце комнаты тоже имела окно, которое выходило на занесенный снегом замерзший пруд.

— Слушай, а тебе здесь не тесно? — спросила я, обводя рукой комнату, напоминавшую по конфигурации и обстановке номер дешевенькой гостиницы.

— Меня здесь все устраивает, — ответил Ноа. — Чем меньше комната, тем легче поддерживать в ней порядок.

У Ноа и вправду все было в полном порядке. Диван, который раскладывался на ночь, был уже сложен и аккуратно застелен пледом. На книжной полке над диваном стояли книги по ветеринарии, а также несколько поэтических сборников — Шелли, Рильке, Уоллес Стивенс и Йейтс. В углу располагался импровизированный письменный стол — несколько обыкновенных досок, положенных на пустые пластиковые ящики. В одном из ящиков я обнаружила учебники по анатомии, химии, агрономии и математике.

— Ты что же — учишься? — с удивлением спросила я, скользя взглядом по корешкам.

— Вот возьми, — сказал Ноа, в два шага пересекая комнату и вручая мне кружку.

Я глотнула горячего кофе и исподтишка посмотрела на Ноа. Кофе, надо сказать, был ужасный — дешевая растворимая бурда, но Ноа — Ноа был великолепен. Он надел белоснежную футболку, которая подчеркивала его выпуклую, рельефную мускулатуру, и голубые, выцветшие от постоянной носки и многочисленных стирок джинсы, сидевшие на нем как влитые. У него было хорошее, открытое лицо, располагавшее к доверительному разговору. Кроме того, было видно, что мой визит чрезвычайно его обрадовал и взволновал. Эта его легкая нервозность, как ни странно, придала мне больше уверенности и позволила чуточку расслабиться.

— У меня привычка читать двадцать страниц за вечер, — произнес Ноа, отвечая на мой вопрос. — К этому меня приохотил отец. Интересно знать, что и как происходит в этом мире. Я люблю учиться.

— Но тебе нравится также работать на ферме?

— Ты считаешь, то и другое совместить нельзя? — спросил он, и мне вдруг показалось, что от него в эту минуту повеяло холодом.

— Конечно, можно. Моя бабушка прожила на ферме всю свою жизнь, но более умной и образованной женщины я не встречала.

— Для меня заниматься сельским хозяйством — значит уподобиться в какой-то степени Богу, — произнес Ноа. — Когда у тебя есть собственный сад или поле — свой, так сказать, персональный Эдем, ты можешь возделывать и благоустраивать его, как тебе вздумается.

— Что ты думаешь о нашей ферме?

Ноа уселся на диван и жестом предложил мне присесть рядом.

— Тебе и вправду интересно?

— Очень, — сказала я, усаживаясь как можно дальше от него. Свою кружку я чинно держала на коленях.