Самая черная птица - Джоэл Роуз

— А почему вы спрашиваете?

— В этом человеке что-то есть. Я только что столкнулся с ним на улице. У него особенное лицо.

В глазах Кольта как будто мелькнул отблеск какой-то догадки.

— Забавно, что вы так сказали, — произнес он наконец. — Этот человек пишет обо всяких ужасах и убийствах, о тяжких преступлениях, совершенных в мрачных местах. Редко из-под его пера выходит персонаж, которого бы не били, не терзали и не мучили. Кстати, я только что прочел новую повесть Эдгара, основанную на зверском убийстве продавщицы из лавки.

— Мэри Роджерс? — заинтересовался Хейс. — Что общего с ней у вашего друга?

— Больше, чем вы могли бы предположить. Мистер По и эта девушка когда-то были очень близки. — Джон повернулся и отступил к книжному шкафу. Несколько секунд он изучал его содержимое, а потом вытащил искомое. Это был тонкий желтый журнал под названием «Сноудэнс ледис компэнион».

С мрачным выражением на изящном красивом лице Кольт протянул детективу журнал через прутья решетки.

— Обратите внимание, — печально добавил убийца, — на страницу тринадцать, сэр.

Повесть называлась «Тайна Мари Роже». Главный констебль приступил к чтению текста, посвященного убийству Мэри Роджерс, сидя за письменным столом в своем кабинете.

По начал повествование с теоретических рассуждений: что-то насчет идеальной цепи событий, которая идет параллельно с привычной реальностью. Эпиграфом к своему творению он взял строку из Новалиса, известного немецкого писателя.

Два часа спустя сыщика разбудила одна из тюремных кошек, царапнув острым когтем прямо по кончику носа. Он заворчал, стряхнул зверя, с трудом поднялся на ноги, чувствуя себя невыразимо несчастным. И вместо того чтобы продолжить чтение в мрачном и холодном помещении «Томбс», решил отнести журнал домой, чтобы дочь почитала ему вслух.

Как странно порой складываются события!

Сколько раз, когда Ольга была маленькой, Хейс торопился домой, чтобы прочесть дочурке перед сном главу из ее любимой повести «Шарлотта Темпл».

А теперь она делает для него то же самое.

Когда уставший до крайней степени главный констебль медленно и с трудом вошел на кухню, оказалось, что Ольга ждет его, несмотря на поздний час.

Она подняла глаза. На плите булькал чугунный чайник. Дочь пристально смотрела на него, и в полумраке кухни Хейс увидел красивую чуткую женщину, лицо которой озарено внутренним светом. Совсем непохожую на образ, являвшийся тайным предметом его отцовских страхов, — высохшую старую деву, утратившую всякую надежду найти подходящего мужа.

— Папа, — оживилась девушка, увидев его.

Констебль поцеловал дочь в щеку, попросив прощения за опоздание.

Она небрежно отмахнулась в ответ. Бальбоа уже принес записку, в которой говорилось, что Хейс задержится и не стоит ждать его к обеду. Ольга сказала, что вовсе не беспокоилась и не переживала.

Сыщик тяжело опустился на стул.

— Я собираюсь приготовить себе горячий лимонад. Тебе сделать?

— Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно.

Этот напиток ассоциировался у него исключительно с болезнью. Главный констебль мог стерпеть, если бы ему стали резать руку тупой пилой, но когда кто-нибудь в его семье заболевал, сыщик сходил с ума. Один раз в жизни он упал в обморок, когда девятилетняя Ольга поранила топором колено на заднем дворе. Лишь однажды он ощущал полное бессилие — когда четверо сыновей умирали на его глазах. Всего за три дня, во время эпидемии 1822 года, а потом жена скончалась от закупорки сосудов сердца. Сколько лет прошло с тех пор? Всего два. Как недавно и как давно…

Хейс что-то пробормотал.

— Что? Сделать тебе?

— Да. Сделай, пожалуйста.

Он смотрел, как дочь разрезает на четыре части жесткий и сухой флоридский лимон. Ольга с трудом выдавила в чашку несколько капель сока из одного бледно-желтого кусочка, потом из второго, бросила туда же белесую кожуру, а после разлила в коричневато-красные чашки кипяток.

Детектив кашлянул. Его дочь обернулась, одновременно ставя чашки с блюдцами на черный, покрытый лаком деревянный поднос. Не спуская глаз с отца, Ольга принесла лимонад.

Хейс наклонился и начал рыться в потертом кожаном портфеле.

— Я хочу попросить тебя об услуге. Джон Кольт одолжил мне экземпляр журнала «Сноудэнс». Там опубликована новая повесть Эдгара По. Говорят, автор заявил, что раскрыл дело Мэри Роджерс.

Дочь констебля села и взяла журнал.

— Тебе что-нибудь об этом известно?

— Да, кое-что слышала, папа. Когда я ходила за рукописью в «Харперс», там говорили об этом.

— Дорогая, ты не могла бы рассказать мне немного о мистере По? Конечно, мы вместе читали его рассказы и стихотворения, но напомни мне, пожалуйста, что он за человек.

— Мы лично не знакомы, папа. Хотя кое-что я про него знаю. Мы встречались на публичных чтениях и лекциях, пару раз — в редакции «Харпере», однако никогда не разговаривали. Кажется, у них с Джеймсом Харпером натянутые отношения. Мистер По, вне всякого сомнения, очень честолюбив. Говорят, его родители были актерами, и в нем тоже есть что-то возвышенно-драматическое, некая театральность. Жизнь этого человека — это жизнь непризнанного гения, полная трагических неудач. Он написал множество удивительных романтических стихотворений, посвященных хрупким, обреченным на смерть женщинам.

Хейс поведал дочери о том, что Фредерика Лосс умирает от пули, нечаянно выпущенной ее же сыном, и о ее предсмертном бредовом признании: Мэри погибла во время аборта.

— Я видел этого джентльмена сегодня вечером и внимательно рассмотрел манеры и выражение его лица. У меня возникло совершенно особое чувство, — сказал он.

— Особое чувство? В каком смысле?

— Мне кажется, мистер По как-то замешан в этой истории.

— То есть связан с Мэри Роджерс не только посредством повести?

— Вот именно.

— Но каким образом, папа? — спросила она. Хейс заметил блеск в глазах дочери. — Он был ее любовником или толкнул на аборт?

— Если бы девушка просто умерла во время аборта, это было бы одно, Ольга. Но над ее телом потом надругались, и это приводит меня в ярость.

— Быть может, человек, поступивший столь зверским образом, хотел скрыть следы аборта, чтобы спасти честь бедной девушки?

Острота ума дочери всегда удивляла и радовала детектива.

— Возможно, — ответил он. — Насколько я понимаю мистера По, судя по тону его рассказов и выражению необычного лица, на душе у него очень неспокойно. И мой долг — выяснить, что именно скрывается за этим.