Крылья огня - Чарлз Тодд

– Вы хотите сказать, что она знала, куда отправляется и что намерена сделать, а Николас не знал?

Ратлидж залюбовался переливами света в окнах верхнего этажа; в стеклах отражались птицы и верхние ветви яблони.

– Я хочу сказать, что она подготовилась. А он нет.

– А может быть, они считали, что стихи гораздо важнее кораблей? Николас без страха оставил их – ведь им ничто не угрожало.

В эту минуту Ратлидж понял, что архив Оливии необходимо найти как можно скорее.

После ужина он отправился в Тревельян-Холл. На опушке рощи он остановился, глядя на дом в золотистых тенях закатного солнца. Издали до него доносились крики чаек; чуть ближе слышалась песня галки. Призраки людей, для которых Тревельян-Холл был домом, проходили перед его мысленным взором; они говорили и придавали сцене жизни. Точнее, придавали жизни пустоте.

Кто-то у него за спиной сказал:

– Они не уходят…

Он обернулся, увидел старуху и вдруг вспомнил, как ее зовут. Рейчел называла ее Сейди.

– Да, не уходят, – кивнул он и, решив подыграть старухе, спросил: – А вы кого видите? Тоже Анну?

– Анна была своенравная; хотела, чтобы все было как она хочет, а иначе переворачивала все в детской с ног на голову. Говорили, что она просто капризная и избалованная, но, когда дерево растет, ветви сгибаются. Если бы ее отец был жив, все пошло бы по-другому. А женщины ее избаловали и позволяли ей делать все что заблагорассудится, а она хотела одного: чтобы ее все любили, даже старый хозяин… то есть мистер Тревельян, отец мисс Розамунды. Иногда она переставала скандалить, затихала и сидела с книжкой на коленях, а он входил в комнату и по ошибке принимал ее за сестру. Их невозможно было различить, когда мисс Анна не вела себя безобразно. Еще она любила рассказывать другим детям сказки. Один раз она выпорола мастера Кормака за то, что тот побил лошадь, и велела ему никогда не обижать животных. Ну а мастер Николас один раз вздумал ей перечить; не захотел отдать игрушечных солдатиков, которых ему подарили на день рождения. Мисс Анна нашла их и зарыла в саду. Он так и не узнал, где они. Вскоре после того она умерла.

От ее слов кровь застыла у Ратлиджа в жилах. У Оливии все-таки был повод для убийства сестры! Детский, конечно, и все же повод… Он понял, что ему неприятно слушать об Анне.

– Почему Ричард погиб на болоте?

– А никто точно и не знает, погиб он или нет. Тело так и не нашли. Мисс Оливия уверяла, что их разморило на солнышке и она заснула, а когда открыла глаза, братика рядом не было. Она думала, может быть, он куда-то побрел поискать диких пони. Он был мальчишкой беспокойным, сил у него хватало на двоих, а в глазах бесенята плясали. Мисс Розамунда звала его своим солдатиком и говорила, что он родился для того, чтобы носить военную форму. Как ее первый муж.

– А Николас?

– А вот он всегда знал больше, чем говорил. Себе на уме, и невозможно угадать, какие реки в нем текут и насколько они глубоки. Многие считали его книжником, а по-моему, он просто не мог дождаться, когда же наконец вырастет. Как будто на что-то надеялся во взрослой жизни… Теперь-то уж никто ничего не узнает. Он по своей охоте остался ухаживать за мисс Оливией; он поддерживал ее, когда ее мучили боли. Но стоило заглянуть ему в глаза, когда он смотрел на море, и сразу было понятно, что в душе его бушует буря. Он был не такой, как мастер Ричард, но в глубине души мечтал о дальних странах.

– Как вышло, что вы так близко знаете семейство Тревельян?

В ее глазах заплясали лукавые огоньки, когда она посмотрела на него в упор, а затем ответила грубо и без прикрас:

– Даже сильные мира сего ходят на судно, как все простые смертные… Я выхаживала живых и обряжала мертвых. Доктор Пенрит послал за мной, когда мисс Оливия заболела и стала калекой; все думали, что она умрет. Родные хотели вызвать сиделок из Лондона, но доктор им не доверял.

Сегодня старуха казалась вполне здравомыслящей; похоже, она понимала, о чем говорит. Испытывая ее, Ратлидж повторил:

– Вы обряжали мертвых?

В ее глазах мелькнула настороженность, хотя выражение лица не изменилось. Ратлидж решил рискнуть и спросил:

– В том доме был убийца?

Но ее глаза подернулись пеленой. Ратлидж напрасно ждал, всматриваясь в морщинистое лицо.

– Я вам говорила, – наконец ответила она, – по Тревельян-Холлу бегал гончий пес Гавриила. Иногда его было слышно по ночам. А потом что-то случалось. Он бегал по комнатам в темноте и искал свою душу. В такие ночи ветер завывал в кронах деревьев и барабанил в окна, и я укрывалась одеялом с головой. Однажды я поделилась своими страхами с мисс Оливией, и она велела мне остерегаться его… Я бы тоже умерла, если бы рассказала, что я слышала или видела. Вот почему я пережила их всех, кроме двоих. Я рада, что мисс Сюзанна живет в Лондоне и ей ничто не угрожает.

– А Кормак Фицхью?

– Он ведь не Тревельян, верно? – ответила старуха. – Ни одному псу Гавриила не нужно того, что есть у него.

Она ушла, не дав Ратлиджу спросить, что привело ее сюда сегодня. И знает ли она, кто недавно разводил костер на мысу. Но мысли ее уже запутались; Ратлидж сомневался, что получил бы прямой ответ на свои вопросы.

И все же слова ее запали ему в душу. «Однажды я поделилась своими страхами с мисс Оливией, и она велела мне остерегаться его… Я бы тоже умерла, если бы рассказала, что я слышала или видела».

Снова мисс Оливия!

Он не спеша, прогулочным шагом, приблизился к дому.

Где Оливия могла оставить свои бумаги? Уж точно не в коридоре, где кто угодно может на них наткнуться. Спрятала она их или просто положила в такое место, куда наверняка догадался бы заглянуть Стивен?

Ратлидж отпер дверь и вошел. Пока его не было, кто-то раздвинул шторы. Кормак? Солнечный свет заливал холл; яркий свет почему-то напомнил ему о Розамунде.

«Чтобы в доме поселилось привидение, не обязательно прятать что-то на чердаке», – вдруг подал голос Хэмиш.

– Да, – вслух согласился Ратлидж. – Но скоро сгустятся сумерки… Что же прячется здесь?

Он поднялся в кабинет и снова остановился на пороге, внимательно обшаривая глазами стены и мебель. В такой комнате не так легко что-то спрятать. Пришлось бы передвигать ряды книг – или кораблей Николаса, – а затем двигать тяжелые стеллажи. Кроме того, кабинет считался общим…

Он закрыл дверь и зашагал в спальню Оливии, быстро глянув на план, который нарисовал для него констебль Долиш, хотя отлично запомнил, куда ему нужно идти.

Некоторое время он постоял на пороге, затем раздвинул шторы. Лучи солнца развеяли царивший там полумрак. И тут он снова уловил едва заметный аромат, который впервые почувствовал, когда с пишущей машинки соскользнул платок. Аромат стал сильнее, когда он открыл большой встроенный платяной шкаф и стал перебирать одежду, висевшую с обеих сторон глубокой ниши. Юбки, платья, вечерние туалеты, халаты, пиджаки, шали аккуратными рядами: сначала верхняя одежда, под конец – ночные рубашки. Сзади на полках стояли шляпные картонки и с полдюжины сумок. На крючках с одной стороны висело несколько зонтов; рядом стояла трость с тяжелым серебряным набалдашником. Под одеждой в два ряда расположилась обувь: на всех правых туфлях на уровне подъема набиты крошечные металлические пластинки, похожие на стремена, со штрипками с двух сторон. Для шины, которую она постоянно носила.