Кровные узы, или История одной ошибки - Диана Чемберлен

– Что это у тебя на бедре?

– Татуировка.

– Новая?

– Нет. Ты просто раньше не обращал на нее внимания.

Я сделала ее примерно год назад и разместила достаточно низко, чтобы не заметила мама.

– Не могу отсюда разглядеть, что там изображено?

– Просто одно слово.

Я подошла к нему, чтобы он смог прочесть его.

– Сочувствие. – Он провел пальцами по маленькой каллиграфической надписи. – Но зачем?

– Чтобы не забывать влезать иногда в шкуру других людей.

Бен рассмеялся и опрокинул меня на кровать.

– Ты не нуждаешься в этих напоминаниях, ангел, – проговорил он, сжимая горячими руками мои бедра.

Они посадили нас на что-то вроде маленькой кушетки. Там стояли большие камеры на стойках, и вокруг было много мужчин и женщин. Одна дама сидела на стуле, обернувшись к нам. Я посмотрел в камеру и улыбнулся, как делают, когда снимаются на фото.

Дама, сидевшая на стуле, сказала:

– Энди, когда мы начнем разговаривать, смотри только на меня. Не смотри в камеру. Мы будем делать вид, что просто разговариваем, хорошо?

– Хорошо.

На нее было приятно смотреть. Красивая, с блестящими волосами, как у мамы, только темнее, и раскосыми глазами. Ее нежный голос напомнил мне Мэгги – она иногда так говорила.

Мама улыбнулась и сжала мою руку, как делала всегда. Ее рука была холодной, как фруктовое мороженое на палочке.

Какой-то мужчина прикрепил крохотный черный микрофон к моей рубашке и сказал, чтобы я не обращал на него внимания. Какая-то дама в наушниках подняла вверх сначала три пальца, потом два, а потом один.

После этого первая дама стала с нами разговаривать, и я смотрел прямо на нее, как она велела. Я сказал себе: «Не смотри ни на кого, только на эту даму». Я не хотел все испортить.

– Расскажи нам про пожар, Энди, – сказала она, обращаясь ко мне.

В ее глазах мерцали искорки.

– Я был там вместе с моей подругой Эмили, и внезапно в помещение ворвался огонь. На некоторых мальчиках загорелась одежда, и я велел им упасть и кататься по полу.

– Кто тебя этому научил?

Я не мог вспомнить, откуда я это знал. Мне хотелось взглянуть на маму, чтобы спросить об этом, но я помнил, что должен смотреть на даму.

– Думаю, в школе, но я не уверен.

– Да, верно, – сказала мама.

Мое колено подпрыгивало. Такое со мной иногда бывает, и я думал, что мама положит на него руку, чтобы остановить, но она этого не сделала.

– А что случилось потом, Энди? Люди старались выбраться из церкви, не так ли? Но они не могли этого сделать?

– Из-за огня.

– Видимо, парадные двери были блокированы огнем.

– И дверь черного хода тоже.

– Это, наверное, было очень страшно.

– Эмили было страшно. Она надела свою рубашку наизнанку.

Дама с недоумением посмотрела на меня и повернулась к маме.

– Его подруга Эмили – девочка-инвалид. Она не переносит, когда швы ее одежды трутся о кожу, – сказала мама.

– А, понятно, – улыбнулась дама. У нее в глазах играли искорки. – Но как вы смогли выбраться из огня, Энди?

– Я пошел в мужской туалет, а там за окном была такая металлическая коробка от кондиционера. Я выбрался из окна, встал на нее и помог вылезти Эмили. Потом залез обратно и сказал всем, чтобы они следовали за мной, если хотят выбраться наружу.

– Ты молодец, – сказала дама. – Ты спас столько жизней!

Я кивнул.

– Я… – Я вспомнил, что мне нельзя говорить о том, что я герой.

– Он герой, – сказала мама, – но я велела ему не хвастаться этим.

Я посмотрел на маму. У нее в глазах тоже были искорки! Странно.

– Что ты можешь сказать о том, что сделал? Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – сказал я. – Но некоторые люди умерли. Мне кажется, они не услышали того, что я сказал. У вас такие красивые глаза. В них искорки.

Дама и мама рассмеялись.

– Это отблески света, – сказала дама, – но спасибо тебе за этот комплимент, Энди. – Она опять повернулась к маме: – Лорел, вы можете рассказать нам немного про Энди и про внутриутробный алкогольный синдром?

– Я тоже могу рассказать про это, – сказал я.

Мама положила руку мне на колено, что означало «замолчи».

– Давай дадим твоей маме возможность сказать несколько слов, Энди.

– Ладно, – сказал я, хотя столько раз слышал, как она про это рассказывала, что помнил все наизусть.

Мама говорила о своих проблемах с алкоголем, когда она была беременна мною. Поэтому я родился не таким, как другие дети. Она ходила в реабилитационный центр и с тех пор никогда больше не пила. Меня отдали в семейный приют, но она забрала меня обратно, когда мне исполнился год. А потом она посвятила себя тому, чтобы у меня было самое лучшее воспитание и образование. Видите? Я могу сам все это рассказать.

– Я занимаюсь плаванием, – сказал я. – И всегда выигрываю на соревнованиях.

Мама и ведущая снова засмеялись. Мама сказала, что я всегда побеждаю из-за потрясающей реакции. И о том, то у меня средний коэффициент умственного развития, а это означает, что я умный и могу делать все, что надо, стоит только постараться.

– Я такой же смышленый, как и большинство людей, – сказал я, – но мой ум работает по-другому.

Мама рассказала про зажигалку и про то, как мы опоздали на самолет, но я до сих пор не понимаю, за что нас задержали. Ведь если у вас зажигалка в носке, значит, вы на самом деле не проносите ее.

– Существует фонд, который был создан для оплаты медицинской помощи детям, пострадавшим во время пожара, – под конец, обращаясь в камеру, проговорила дама. – Если вы хотите помочь, интернет-сайт на вашем экране.

– Многие дети, которые пострадали при пожаре, живут в семьях с ограниченными средствами, – сказала мама.

– Она имеет в виду, что они бедные, – объяснил я, гордый, что понял такие сложные слова.

– У вас есть и другой ребенок, – сказала дама, обращаясь к маме. – Ваша дочь тоже страдает врожденным алкогольным синдромом?

– Она говорит про Мэгги? – спросил я маму, хотя смотрел на ведущую.

– Да, Мэгги моя старшая дочь. Я не употребляла алкоголь, когда была беременна ею, и она совершенно здорова.

– Мэгги – лучшая сестра на свете, – сказал я.

– Правда? – спросила ведущая.

1988