Я слишком долго мечтала - Мишель Бюсси

Я ее слушаю… не слыша.

Только смотрю, как шевелятся губы. Глэдис из тех девушек, которым очень хочется нравиться, при том что они недостаточно красивы. У таких все преувеличенно: слишком яркие украшения, слишком облегающие наряды; они желают выглядеть соблазнительными, а выглядят попросту вульгарно, но не понимают этого. Вот и Глэдис стремится вызвать к себе интерес, хотя не очень-то умна и всем надоедает разговорами о фильмах, которые она обожа-а-а-ет, о выставках, которые посетила, о проблемах, которыми поглощена. Редкостная зануда, которая считает себя чуть ли не мастером разговорного жанра.

Девушки такого склада инстинктивно выбирают в слушатели вежливых коллег, которые стесняются их оборвать. Я для нее – идеальная добыча, да и мне, честно говоря, сейчас удобна ее болтовня, нужно только время от времени поддакивать. А пока она разглагольствует, я могу свободно проворачивать в голове две фразы:

Не пытайтесь со мной увидеться, прошу вас.

Ваш неприкаянный гитарист, который продолжает свою одиссею.

Наконец Глэдис заводит речь о калифорнийской музыке, объявляет, что ее уже тошнит от пергидрольных рокеров из группы Mustang, блеющих свои песенки по всему Тихоокеанскому побережью Америки (ты представляешь?!) и подражающих Beach Boys, выступавшим за тридцать лет до них, зато она обожа-а-а-ет местные группы, о которых я никогда не слышала, – Faith No More, Deftones, Rage Against the Machine, Queens of the Stone Age.

Ваш неприкаянный гитарист, который продолжает свою одиссею.

И вдруг названия групп, перечисленных Глэдис, взрываются у меня в голове, как воздушные шары, которые протыкают один за другим на ярмарке.

Мы пролетаем над Большим Каньоном, через час должны приземлиться, а я наконец понимаю, что нужно делать. Ну конечно!

Илиан оставил мне зацепку – крошечную, но все же зацепку. Я вспомнила его слова, произнесенные под железным крестом на горе Мон-Руаяль.

А вот я остаюсь по эту сторону Атлантики. Хочу попытать удачи. Улисс подкинул мне пару адресов…

«Продолжает свою одиссею»… Вот она – зацепка!

А где одиссея – там Улисс!

Улисс Лавалье, продюсер, у которого офис в Лос-Анджелесе! И уж наверно, Улисс нанял его еще на одну-две поездки. Улисса Лавалье нетрудно будет разыскать в городе… и он наверняка знает, где работает Илиан!

– Подожди, Улисс, сейчас… минутку!

Я торможу, моя «хонда» проезжает по инерции еще несколько метров по обочине и утыкается в высокую ограду аэропорта Руасси.

– Это касается Илиана, – объясняет Улисс, запинаясь на каждом слове. – Он мне позвонил… Вернее, мне кто-то позвонил несколько часов назад… Ну и…

Он не решается договорить. Я проклинаю телефон, проклинаю разделяющие нас полмира, которые мешают мне посмотреть ему в глаза, услышать из его уст слова, которые я угадываю, которые сразят меня, как пули. Наконец Улисс решается:

– Илиан… Илиан стал жертвой несчастного случая…

Моя голова откидывается на спинку кресла, отяжелевшие руки бессильно падают. Какой-то грузовик на полной скорости проскакивает так близко, что мой «джаз» сотрясается всем корпусом. Я кричу:

– Где?! Когда?!

– Вчера, в первой половине дня… на авеню Терн. Рядом с магазином «Фнак», где он работал… Его сбила машина.

– И… как он?

Улисс молчит.

– Только не говори, что он…

И я вспоминаю свои страхи всех этих лет молчания: если с Илианом что-то случится, если он умрет, никто мне не сообщит. Илиан исчезнет, а я этого не узнаю, даже не смогу его оплакать. Когда хоронят любимого человека, сколько тайных любовей погребают вместе с ним? Сколько невысказанных страстей, поглощенных небытием, исчезают навек, словно никогда не существовали?

Улисс по-прежнему говорит медленно, как будто каждое слово застревает у него в горле:

– Он… он еще жив, Натали… Он дышит… Он в сознании… Но… у него перфорация одного легкого… Раздавлена… грудная клетка. Затронута плевра. Средние и нижние доли легкого – тоже. Врачи боятся, что начнется кровотечение. Я только что говорил с дежурным врачом скорой помощи больницы Биша. Они пока ждут… Они… – Улисс не решается договорить, молчит, потом выпускает последнюю пулю: – Натали, я думаю, тебе лучше туда поехать.

Еще один грузовик вихрем проносится мимо так близко, что моя «хонда» чуть не взлетает в воздух.

Больница Биша.

Я смотрю на часы. Биша совсем недалеко от Руасси – полчаса езды, но дорога туда и обратно не позволит мне успеть на самолет. Если бы я узнала раньше, если бы Марго не задержала меня на целых полчаса… если бы… если бы…

– Я… я не могу, Улисс… Через час мы вылетаем. Я поеду туда, когда вернусь… Через три дня…

Сама не верю, что произношу эти слова.

– Если он еще будет жив, Натали.

Я лихорадочно размышляю в поисках решения. Сочинить какой-то предлог, чтобы не лететь… Или лететь, но придумать, как узнавать о его состоянии. Я вижу только одну-единственную возможность – рискованную, сложную…

– Есть еще кое-что, Натали… Но… Нет, об этом нельзя говорить по телефону.

– Говори!

– Но тебе же некогда, ты спешишь.

– Да говори же!

– Илиан мне позвонил. Сегодня утром. Он едва смог произнести несколько слов. И сказал кое-что, о чем я должен с тобой поговорить… Но это нужно обсудить как следует, не торопясь… Садись в самолет, а когда прилетишь и поселишься в отеле, позвони мне.

– Ты в Лос-Анджелесе?

– Да.

– Тогда мне незачем звонить, я приеду. Мы летим в Лос-Анджелес.

– Ты не шутишь?

– Нет, Улисс. Нет.

Внезапно в голосе Улисса звучит подозрение. Его явно смущает развитие событий.

– Это несколько неожиданно, ты разве не находишь, Натали? Мы не виделись с 1999 года, и вдруг позавчера ты мне позвонила из Монреаля. Я дал тебе номер Илиана, и тут его сбил какой-то лихач. Я тебе звоню, а ты, оказывается, летишь в Лос-Анджелес.

– Да, я понимаю, что в это трудно поверить…

Но сама начинаю осваиваться в новой ситуации. Как будто все происходящее подчиняется какой-то неумолимой логике. Как будто все было давно предрешено.

– Улисс, почему ты хочешь меня видеть?

– Ты знаешь мой адрес, Натали. Он не изменился.

– Да ты хоть скажи, о чем будет разговор? Что Илиан сообщил тебе?

– Тот тип, что сбил его на авеню Терн… он не остановился.

* * *