Я слишком долго мечтала - Мишель Бюсси

Илиан не делает ни единого жеста, когда бампер подсекает его под ноги.

Илиан не произносит ни единого слова, когда капот машины подбрасывает его, раскрутив тело волчком; когда его раздробленные руки взлетают вверх и бессильно падают; когда его пальцы выпускают телефон и тот отлетает в сторону, на мостовую, – со стуком, как брошенный камень.

И когда его голова ударяется об асфальт, когда его рот, открывшись, испускает кровавую слюну, глаза извергают слезы, а горло – последний выдох, жизнь покидает его через проломы в груди, раздавленные ноздри, надорванное ухо и раскроенный череп.

– Илиан!.. Илиан!..

Вокруг собираются прохожие.

– Илиан!.. Илиан!.. Это ты? Ты слышишь меня?

Голос Натали звучит как шепот в трубке телефона, валяющейся на асфальте.

Шепот, которого в суматохе никто не слышит.

Шепот, которого никогда не услышит Илиан.

Илиан не ответил.

Ил принял мой звонок. Ил услышал мой голос. Ил услышал, как я его зову.

Но Ил мне не ответил. В трубке пробивался шум, как будто Ил шел по улице, как будто он спрятал телефон подальше.

Я ждала. Долго. Потом нажала «отбой».

И без конца перебирала в памяти бессмысленные слова, все эти годы слагавшиеся в глупый стишок.

Перелет длился целый день, мы прибыли в Руасси только в семь вечера с минутами. Получив свой чемодан, я снова набрала номер Илиана, потом еще раз – в лифте, который спускался к автостоянке.

На этот раз телефон был отключен.

Я безумно устала.

* * *

И вот я уже в машине, трогаюсь с места и первым делом выключаю радио: у меня нет никакого желания услышать Let It Be, Boys Don’t Cry или La Bamba, хотя во время рейса Монреаль – Париж на мою долю не выпало никаких тревожных совпадений. Никто из пассажиров не напевал слова, подаренные мне Илианом, и не было никаких намеков в обращениях Жан-Макса к пассажирам, в разговорах Сестры Эмманюэль, Жорж-Поля, Фло (странно молчаливой с тех пор, как я изобразила метательницу камней на мосту Жака Картье) и Шарлотты (которую очень украсила новая челка работы квебекского мастера из самой крутой монреальской парикмахерской). Неужто новый камешек времени утратил свою магическую силу? А может, тот, что канул в воды Святого Лаврентия и каким-то чудом вернулся в мою сумку, не переносит сырости, как, например, обыкновенный мобильник или фотоаппарат? Эдакий испорченный гаджет, стоило ему попасть в воду! Несколько странно для волшебного камня, выловленного колдуном со дна реки.

Выезжаю со стоянки.

Теперь я почти радуюсь этой череде странных событий. Наверно, сказалось долгое нервное напряжение. Или виновата разница во времени? Или ходьба после шестичасовой неподвижности в полете? Или попросту радость возвращения домой? Какой-нибудь час – и я уже буду в Порт-Жуа. Потом долгий душ. И даже если Марго едва поздоровается со мной (Ой, мам, ты уже вернулась? А хлеба по дороге не купила?), даже если Лора позвонит со своим обычным вопросом (Так ты сможешь завтра посидеть с близнецами?), Оливье уж точно будет вести себя как надо. Приготовит легкий, но красиво оформленный ужин – салат, суши, семгу с рисом и травами, – откупорит бутылку моего любимого белого вина «Гевюрцтраминер» и не задаст ни единого вопроса, просто позволит мне спуститься с небес на землю, рано отпустит спать, ляжет рядом, займется со мной любовью, если я не буду слишком квелая, или дождется моего пробуждения, если я сразу забудусь мертвым сном. Оливье знает наизусть, принимает и предупреждает все, даже самые неожиданные, мои желания.

Пересекаю Отверн. Ох, как же я все-таки устала! Я редко так устаю, возвращаясь из рейса. Почти бессознательно сворачиваю на стоянку с бензоколонкой и в последний раз набираю номер Илиана.

Номер точно правильный, ведь ответил же он в первый раз – правда, я ни слова от него не услышала.

Гудка больше нет, как будто телефон отключен.

Что ж, тем лучше. По крайней мере, я стараюсь себя в этом убедить.

* * *

Даю выехать грузовику и выруливаю на шоссе следом за ним.

Да, конечно, это к лучшему. Значит, все кончено. Значит, я вышла из того возраста, когда можно вносить разлад в свою жизнь. Я столько лет пыталась обрести душевное равновесие, отделить то, чем можно пренебречь, от того, что жизненно важно, – от общения с друзьями, любви к мужу. Да, я хочу любить Оливье. Чувствовать себя спокойно рядом с ним, потому что его дом – мой дом, который иногда проклинаешь, но куда всегда хочешь вернуться. Страсть – это желание сбежать с кем-нибудь из тюрьмы, а любовь – привычка к своей тюрьме, разве не так? Оливье раздобрел, Оливье облысел, и все-таки Оливье еще красивее, чем прежде, еще добрее, еще элегантнее…

Я жму на газ, чтобы обогнать грузовик. Из-за холма, в сотне метров от нас, выскакивает встречная машина, и всплеск адреналина мгновенно выводит меня из оцепенения. Я выжимаю до предела педаль акселератора и буквально в последнюю секунду проскакиваю вперед, обогнав грузовик и помахав водителю на встречной, который возмущенно мигает фарами, притормозив в метре от меня.

Вернуться. Отмыться. И рухнуть в постель.

Съезжаю с национального шоссе № 14 на дорогу, ведущую к Муфлену. Долгий спуск к Сене, и вот я почти дома. Любуюсь извивами реки на каждом повороте. Как же я люблю этот пейзаж, эти излучины, которые формируются так медленно, что ни одно живое существо никогда этого не заметит, эти лужайки, объеденные догола овцами и баранами-скалолазами, эти белые утесы, этот частокол церковных шпилей и башни замков!

Берег Двух влюбленных.

Так называют здешние скалистые берега Сены.

Двух влюбленных…

Я резко торможу перед церковью Мюи, выхватываю мобильник и стираю номер Илиана, а за ним следом и журнал вызовов.

Двое влюбленных…

Я ни о чем не жалею. Больше того – желаю каждой женщине хоть раз в жизни испытать подобную страсть. Узнать нетерпеливый позыв к бегству. Какой бы я была сейчас, не случись со мной такого чуда? Унылой? Разочарованной? Никчемной? Кем бы я была, не познав после расставания с Илианом страшную пустоту и яростную горечь отлучения? Сегодня я уже не нуждаюсь в Илиане. Я сложила все свои воспоминания в дальний ящик и заперла его на замок, но одно знаю точно: умирать я буду с мыслями о нем, только о нем. И пусть рядом со мной будут Оливье, Лора, Марго – лишь ему, Илиану, я посвящу свою жизнь. Ибо, если вдуматься, все мы проживаем свой век ради нескольких мгновений любовного экстаза.