Дождь Забвения - Аластер Рейнольдс

Вошедшая окинула Ожье колючим проницательным взглядом. Затем вынула изо рта окурок и щелчком отправила его в угол.

– Верити?

– Ну да, – ответила та осторожно.

Женщина подалась вперед, потерла ладонь о бедро и протянула руку Ожье:

– Я Маурия Скелсгард. Эти шишки обращались с тобой прилично?

– Э-э… – Ожье замолчала, не сумев подобрать слова.

Скелсгард села и налила себе воды.

– Знаешь, насчет этих людей нужно уяснить одну вещь. Я сама ее далеко не сразу поняла, уж поверь. Так вот, с ними лучше, чем без них. Авелинг – бессердечный сукин сын, но он наш бессердечный сукин сын.

– Вы из военных? – спросила Ожье.

Скелсгард осушила стакан одним глотком, налила снова.

– Нет. Я сопливый научный работник. Всего с год назад счастливо копалась на своей делянке, пыталась математически описать патологическую материю. – Предчувствуя вопрос Ожье, она пояснила: – Обычная теория червоточин утверждает, что для стабилизации и расширения входа в червоточину необходима субстанция, называемая экзотической материей. И это имеет дело с отрицательной плотностью энергии… Надо сказать, эта отрицательная плотность – очень капризная штука. Но как только нам досталось на полгроша сведений о гиперсети, стало ясно: ее составляющие – не червоточины в классическом смысле. И очень скоро мы поняли, что для объяснения их нужно нечто на порядки более странное, чем экзотическая материя. Оттого и родилась патологическая материя. – Маурия пожала плечами. – Мы физики. А физики должны время от времени шутить, хотя у нас не всегда хорошо с чувством юмора.

– Это нормально, – кивнула Ожье. – Вы бы слышали, какие шутки считают смешными археологи.

– Думаю, мы в одной лодке. Обе занозы в заднице, гражданские эксперты, с которыми Авелинг, хочет он того или нет, вынужден сотрудничать.

Ожье улыбнулась:

– Этот парень неравнодушен к штатским.

– Ага, просто тает от любви.

Скелсгард опорожнила стакан во второй раз. Костяшки ее пальцев покрывала короста и грязь, под короткими ногтями – жирный траур.

– Слыхала я про трибунал. Похоже, тебя взяли за мягкое место.

– Заслуженно. Я почти убила мальчика.

– Если, как я слыхала, его семья и вправду такая богатая и влиятельная, его запросто починят.

– Да, надеюсь, он выздоровеет. Совсем неплохой парнишка.

– А с тобой как? Говорят, ты замужем за Питером Ожье.

– Была замужем.

– Хм… Пожалуйста, не разочаровывай меня. Не говори, что в семье мистер Совершенство – полная свинья. Я не вынесу, если мои иллюзии разлетятся в прах.

– Да нет, – сказала Ожье устало. – Питер достойный человек. Не совершенство, конечно, но и не такой уж плохой. Проблема со мной, не с ним. Я слишком увлеклась работой.

– Надеюсь, оно того стоило. Дети есть?

– Мальчик и девочка. Я их очень люблю, но так мало уделяю им времени…

– Думаю, это сильно упростило выбор, когда речь зашла о милом предложении Калискана.

– Можно было просто покончить со мной, – сказала Верити. – Засунуть куда-нибудь вроде венерианской каторги. И при следующей встрече с детьми они бы меня не узнали. А так есть шанс относительно легко отделаться. – Верити замолчала, неловко поерзала: стыдно было вот так обсуждать свою жизнь. – Конечно, было бы немного проще, если бы я знала, какого черта от меня требуется.

Скелсгард пытливо глянула на нее:

– А о чем тебе говорили до сих пор?

– Об исследованиях прогров по структурам АБО.

– Это, по крайней мере, неплохое начало.

– А еще сказали, что нашли путь внутрь. И я должна лезть туда. Наверное, Фобос имеет какое-то отношение к этому пути.

– И не какое-то, а самое прямое. Года два тому СШБВ обнаружили неактивный портал. Прямо здесь, погребенный под парой километров породы. Потому меня срочно взяли в команду. Я больше всех смахиваю на эксперта по проходу гиперсети за пределами Полисов. Что, надо сказать, совсем немногого стоит. Но по крайней мере, теперь у нас есть настоящая червоточина, чтобы наиграться вдоволь.

– И ты заставила ее работать?

– Если не обращать внимания на тряску, то да.

– А прогры ничего о ней не знают? Не обнаружили ее, пока хозяйничали на Фобосе?

– Они глубоко не заглядывали. Мы сами наткнулись случайно, строя новый жилой квартал.

Ожье вдруг ощутила прилив энергии:

– Я хочу посмотреть!

– Отлично! В общем-то, для этого тебя и привезли. – Скелсгард сдвинула потрепанный рукав, глянула на часы. – Тогда лучше двигаться прямо сейчас. Транспорт придет с минуты на минуту.

– Но я пока еще без малейшего понятия, при чем здесь Париж!

– Поймешь в свое время, – ответила Маурия.

Зал был велик и почти идеально кругл. Полость вычерпали в расплавленной черной породе Фобоса, затем покрыли пластиком. К нему крепились платформы, прожекторы и галереи. Половину помещения занимала стеклянная сфера, поддерживаемая сложной системой полосатых желто-черных амортизаторов и подпорок. Галереи, крытые лестницы, трубы и провода окутывали шар полупрозрачной вязкой оболочкой из металла и пластика. Тут и там висели и стояли техники в белой одежде и перчатках, с окулярами и наушниками, подключая к открытым портам оборудование. Техники напоминали взломщиков, пошедших на изощренное и сулящее сказочную добычу ограбление.

– Мы как раз вовремя, – сообщила Скелсгард, глянув на переполненную циферблатами панель, укрепленную сбоку обзорной кабины. – Транспорт еще не прошел, но мы уже регистрируем искажения, выпуклость впереди него.

Многочисленные стрелки на панели дрожали на красном конце шкал.

– Похоже, поездка была ухабистой. Надеюсь, они приготовили пакетики, чтобы проблеваться.

Техники сбежали от сферы-приемника. Машины передвинулись. Ожье заметила трех змеероботов, застывших в оборонительных позах. Роботы походили на плюющихся кобр.

– Ожидаются неприятные гости? – спросила Верити.

– Элементарная предосторожность. Как только судно в трубе, мы не можем сообщаться ни с ним, ни с Землей-Два. На тридцать часов отключается всякая коммуникация. Поневоле занервничаешь.

– А почему?

– Теория говорит, что прогры не смогли бы пробраться в трубу, даже если бы знали про ее существование. Но это теория. К тому же мы должны иметь в виду: на той стороне есть те, кого военные зовут «враждебными аборигенами Земли-Два». И они способны пробиться к порталу.

Стрелки на циферблатах твердо уперлись в красное. Откуда-то из-под стеклянного пузыря с невыносимой яркостью засияло голубым. Ожье отвернулась, закрыв глаза ладонью, и сквозь смеженные веки увидела очертания своих костей. Но свет тут же погас, и раздраженным глазам все вокруг показалось розовым. Щуря их, Ожье посмотрела на пузырь – и вовремя. Там мелькнуло, транспорт влетел в сферу, будто поршень в цилиндр, и она качнулась, гася импульс. Все происходило в полнейшей тишине. Затем отклонение сферы достигло предела, она деформировалась, выпятилась, огромные пневматические опоры издали жуткий скрежещущий стон – и сфера медленно, плавно вернулась в исходное состояние.