Удержать небо - Лю Цысинь

Земля вдоль дороги была изрезана трещинами и язвами, заполненными той самой густой пылью, которая с каждым шагом взвивалась вокруг него. Над придорожным прудиком поднимался пар, а поверхность была сплошь покрыта трупами рыб и лягушек. Стояла середина лета, но нигде не было видно ни единого зеленого пятнышка. Пожухлую траву скрыл пепел. Деревья засохли, а некоторые из них дымились на корню; их ветки, превратившиеся в древесный уголь, вздымались к вечернему небу, как гротескные заломленные руки. Дым вырывался и из некоторых окон опустевших домов. Он увидел, как несметные полчища крыс, изгнанных из гнезд жаром, широкими волнами пересекают дорогу… Чем дальше в холмы он уходил, тем ощутимее становился этот жар, передававшийся от ступней по всему телу, тем менее пригодным для дыхания становился загрязненный воздух. Даже респиратор почти не помогал. Жар от огня распределялся неравномерно, и Лю Синь инстинктивно огибал самые раскаленные места. Выбор всегда находился. Там, где огонь подбирался вплотную, дома занимались пламенем, из которого время от времени слышались треск и грохот рушащихся конструкций… Он наконец-то добрался до главного входа в шахту, прошел мимо вертикального ствола, который теперь больше походил на дымоход камина; каркас все еще возвышавшегося над ним копра был раскален докрасна (некстати вспомнилось, что один из видов подземных проходов шахтеры называют «печь»). От яростного шипящего свиста у него мороз пробежал по коже, несмотря на невыносимую жару. Здание обогатительного участка было плотно окутано дымом, а кучи приготовленного к вывозу угля за нею горели уже давно и сейчас представляли собою колоссальный ком раскаленного кокса, над которым порхали языки пламени.

Здесь не было ни одной живой души. Ступни невыносимо жгло сквозь чуть не плавившиеся подошвы, телу, похоже, уже нечем было потеть, дышать было так трудно, что он ощущал себя на грани обморока, но, как ни странно, сознание оставалось совершенно ясным. Собрав до последней капли оставшиеся силы, он направился к окончательному месту назначения. Его манила горловина штольни, сиявшая алым подземным пламенем. Он все же добрался сюда. И улыбнулся.

Он повернул в сторону производственного корпуса. Над его крышей тоже курился дымок, но огня в нем определенно не было. Войдя в открытую дверь, он направился в длинную раздевалку. Озарявший комнату тусклый колеблющийся красный свет от бушевавшего в шахте огня как будто заставлял все приплясывать – в том числе и ряды шкафчиков для одежды. Он шел вдоль их длинной шеренги, читая номера, пока не отыскал тот, который был ему нужен. Он с детства запомнил тот случай, когда отца назначили старшим над самой никудышной бригадой забойщиков, с которой еще никому не удалось справиться. И его отца эта дерзкая молодежь поначалу встретила не то что в штыки, а даже с презрением. Причиной этому, как потом выяснилось, стал непривычно вежливый тон, которым он, впервые войдя с ними в раздевалку перед работой, попросил прибить на место оторванную дверцу шкафчика. На него даже не смотрели. Понять, что его вообще заметили, можно было лишь по нескольким грубым ругательствам. Отец не стал отругиваться, а также кротко попросил: «Дайте хоть гвозди, я сам прибью». Кто-то бросил ему несколько гвоздей, и тогда отец добавил: «И молоток». На сей раз никто и ухом не повел. Но внезапно все смолкли и с изумлением уставились на нового бригадира, а тот голой рукой, подушечкой большого пальца без видимых усилий взял и вдавил все гвозди в дерево. Обстановка сразу переменилась, и молодежь тут же повернулась к бригадиру и почтительно выслушала от него инструктаж… Шкафчик не был заперт и, открыв его, Лю Синь увидел, что там до сих пор находится одежда. Он снова улыбнулся, на сей раз подумав, что прошло больше двадцати лет и, наверное, после отца здесь сменилось несколько владельцев, а гвозди, возможно, те же самые. Он снял с крючка робу и надел сначала штаны из толстого брезента, а потом такую же куртку. От спецовки, покрытой пятнами смазки, к которой особенно хорошо липла угольная пыль, исходил знакомый с детства резкий запах пота и машинного масла. Запах успокоил его и привел в чуть ли не блаженное состояние. Потом он обул тяжелые рабочие сапоги, взял каску, нашарил фонарь и прицепил его к каске. Батареи в шкафчике не оказалось; он открыл соседнюю дверцу и, конечно же, нашел там то, что нужно. Прицепив тяжелую коробку к поясу, он щелкнул выключателем и понял, что батарея разряжена. Неудивительно – все работы прекратились год назад. Впрочем, он помнил, где находится ламповая – прямо напротив раздевалки; мальчишкой он не раз смотрел, как работавшие там женщины заряжали батареи, заливая в банки дымящуюся серную кислоту. Сейчас он, конечно, не мог этого сделать – за дверью клубился желтый сернистый дым. Он благоговейно возложил на голову каску с фонарем и подошел к густо покрытому пылью зеркалу. Там он увидел в пляшущем красном свете своего отца.

– Отец, я иду вниз, сменить тебя на рабочем месте, – сказал он, улыбаясь, и зашагал к дымящемуся зеву штольни.

Пилот вертолета вспоминал потом, что, пролетая на малой высоте над стволом номер два, где завершалась зона его патрулирования, он кого-то увидел на открытом месте – черный силуэт на красном фоне вырывающегося из-под земли пламени. Неизвестный, похоже, направлялся в шахту, но уже в следующий момент пилот увидел только красный огонь и ничего больше.

120 лет спустя

Дневник семиклассника

Предки наши, оказывается, были жуть какие тупые, да и жилось им несладко.

Спросите, с чего я так решил? Нас сегодня водили на экскурсию в Музей горного дела. И больше всего меня там поразило, что они добывали твердый уголь!

Прежде всего нас прикольно одели: на голову шлем, к которому приделан фонарь, соединенный проводом с какой-то прямоугольной штукой, привешенной к поясу. Я сперва подумал, что это компьютер (слишком здоровый, правда), но оказалось, что это аккумулятор для освещения. Такая здоровая батарея легко потянет автомобиль, а они к ней крохотную лампочку цепляли! А обуть велели высокие непромокаемые сапоги. Учитель сказал, что такой была в старину рабочая одежда у шахтеров, работавших в забое. Кто-то спросил, что такое забой, а учитель сказал, что мы скоро сами все увидим.

Нас посадили в сцепленные одну за другой коробочки на колесах, стоявших на очень узких рельсах, вроде старинных поездов. Тащила коробочки отдельная машина, соединенная с подвешенным высоко над головой проводом. Весь этот поезд поехал, и вскоре мы оказались в огромной черной пещере. Там было очень темно,