Другая история принцессы - Наталья Алексина

– Идем, покажу тебе свой дом, – сказал он между поцелуями.

Эйслинг шла как в тумане и пропустила момент, когда из видимости пропали чужие костры.

– А вот и дом. – Ярган откинул шкуру большого шатра.

Правда, рассмотреть Эйслинг ничего не удалось, в середине круга еле теплились угли и не давали света. Да и Ярвин сразу развернул ее к себе, снова поцеловал. А она потерялась в ощущениях.

Только и осталась, что скользящая под пальцами его рубаха, шорох ее смятого платья и рваное дыхание. Она отдалась этому и совершенно не хотела приходить в себя. Ей нравилась эта пьянящая свобода между ними. Такую ночь она запомнит во всех подробностях…

Эйслинг пробудилась от того, что кто-то перебирал ее волосы. Из теплого сна не хотелось выныривать, и она долго сопротивлялась: зарывалась в мягкую шкуру или прятала голову под чью-то теплую руку. Но все равно проснулась. Напротив, очень близко, лежал Ярвин, подперев голову. Он рассматривал ее и еле заметно улыбался.

– Знаешь, сейчас утро, – сказал Ярвин. – Солнце еще не поднялось, но уже утро.

Она тяжело вздохнула и перевернулась на спину. Вероятно, ей нужно возвращаться в замок. А мужу, может быть, надо заняться своими делами. Новый день и новые заботы, правда, Эйслинг пока не представляла, чем ей заняться. В замке Уна с Варной, и третий там станет лишним.

– Я даже не помню, когда последний раз просыпался с женщиной, – заметил Ярвин и снова накрутил ее волосы на пальцы.

Эйслинг только сжала губы, она не желала слушать о других.

– Тебе не хочется сейчас убежать от меня подальше? – с любопытством спросил он.

Она с непониманием посмотрела в ясные голубые глаза. Таким расслабленным, взлохмаченным, с рассыпавшимися по плечам волосами, он казался еще красивее. И она отчетливо поняла, что хотела бы убежать от короля, а не от Ярвина. Ее муж здесь был ни при чем. Почти.

Ярвин медленно наклонился к ее губам и неторопливо поцеловал.

– А утро бывает очень приятным, – прошептал он.

И следующий его поцелуй отозвался во всем теле.

Наверное, хранители что-то сделали, раз она так наслаждается каждым прикосновением варвара. Все дело в этом ритуале, точно.

Рука Ярвина забралась под шкуру, огладила грудь и нестерпимо медленно опустилась к бедру.

– Ярвин! – послышалось на улице. Но ярган не сразу оторвался от Эйслинг. Только после третьего окрика он печально вздохнул и прекратил целовать.

В шатер без стеснения влетел Гундриг.

– Доброго, Эйслинг. – Он даже почтительно склонил голову в знак приветствия, но тут же быстро повернулся к Ярвину. – На горизонте дым. Это сигнал из Хилна.

Из-под копыт лошадей комьями летела земля, а Ярвин все равно подстегивал своего жеребца. Эта спешка вряд ли кому-то могла помочь, но хотелось верить в лучшее, и лошадей подгоняли.

Лишь когда Ярвин взобрался на плато, с которого недавно осматривал Хилн, скакунам ослабили поводья. Все понимали, что уже опоздали, но упрямо смотрели вниз и готовили мечи. Дым еще висел над стенами города.

Ярвин прислушался к быстрому, но теперь ровному дыханию своего коня и дал отмашку спускаться. Правда, повел людей не к главным воротам, а в обход, через другой мост. Он не зря в прошлый раз так подробно рассматривал Хилн. Теперь знал, что город можно обойти, пересечь реку и скрыться в тени деревьев. Здесь им пришлось замедлиться, но Ярвин старался не сильно сбавлять темп. Притом что сознавал глупость этой быстрой вылазки. Либо капитан уже отбился, либо город сейчас грабят. Им там делать просто нечего. Но его вело какое-то упрямство. Или боги, как любила говорить Уна.

Казалось бы, до Хилна ехать всего ничего. Солнце даже не поднялось так высоко, чтобы прогнать утреннюю свежесть, а они уже у города. Но для настоящей быстрой атаки и этого хватит.

Только все равно Ярвин не думал отступать. Он должен защитить свои земли или хотя бы отомстить тем, кто напал. Прижавшись к лесу и прячась в холодной тени, люди старались слиться с природой. Правда, для тех, кто собирался в бой, временами слышалось слишком оживленное перешептывание.

Хотя чему удивляться? Его люди с радостью вскочили на коней, стоило Ярвину только заикнуться о битве. Воины так торопились размять кости, что Уна едва успела нарисовать знак Осто на их щеках.

Ярвин-то думал, что защищать ресляндцев согласятся не все. Но вышло наоборот: у полуразрушенной стены замка остались единицы, а навстречу дикарям скакало больше тридцати человек. И отчего-то это неприятно скребло внутри, слишком быстро его островитянам опостылела спокойная жизнь.

Лошади постепенно перешли на шаг. Под копыта теперь стелились сплетенные корни, и скоро многие повели коней в поводу.

По знаку Ярвина вперед ушли двое. Остальные же, наоборот, сдержали шаг. Их походная выучка не забылась и в очередной раз показала, что воины из них теперь лучше, чем земледельцы. Ярвин с досадой проводил взглядом ушедших вперед и спрыгнул с коня. Легкий щит хорошо лег в руку, и меч приятно тяжелил ладонь. Похоже, и сам Ярвин теперь больше боец, чем кто бы то ни было. И даже не принятая на Северном острове разведка, или, проще говоря, осторожность, тоже подтверждала, что воюют они лучше, чем сидят дома.

Его народ точно исчезнет при таком раскладе.

– Уна, пригляди за Эслиг, – сказал Ярвин, стягивая косу и выбившиеся пряди в тугой пучок. Ярган снова обнажил меч и обернулся к сестре: – Останьтесь здесь и затеряйтесь, ну, ты умеешь. Не лезьте…

– Нет.

– Не нужна мне нянька.

Они сказали это одновременно и совершенно одинаково посмотрели на Ярвина, будто хотели закопать его прямо здесь. Обе уже стояли на земле по разные стороны от Гундрига.

На нем-то Ярвин и остановил взгляд. Шансов мало, но вдруг он сам захочет остаться?

– Даже не думай, – ответил Гундриг. – Я с тобой.

Ярвин и сам этого не хотел. Они давно сработались и прикрывали друг друга лучше щита. В бою от Гундрига слишком многое зависело. Ярвин тяжело вздохнул: «Что ж так все сложно!» Он впервые по-настоящему пожалел о брачных браслетах на руках. Под убийственным взглядом Уны в его горле будто начал звучать рык.

Даже когда истекал кровью, не думал, как же это неудобно – везде таскать за собой жену!

Ярвин не любил приказывать Уне и ненавидел напоминать, кому должен подчиняться колдун или колдунья Северного острова. И надеялся, что не придется. Он тяжело посмотрел в упрямо сощуренные глаза сестры и произнес:

– Уна, остаешься ты.

Сестра, конечно, понимала, что Ярвин не может приставить к Эйслинг случайного человека. Но все равно сложила руки на груди и по-птичьи склонила голову к плечу, словно говоря: неужели прикажешь собственной сестре?