Чужой ребенок - Мария Зайцева

представь? Не знала, с какой стороны к газовой колонке подходить… Потом только научилась…

— Плохо в детдоме было? — тихо спрашивает Ванька, и я поспешно кусаю себя за язык, досадуя, что разговорилась не по делу.

Но на вопрос надо отвечать, и я отвечаю максимально честно:

— Плохо, Вань. Я же не из неблагополучной семьи туда попала, а от деда с бабкой… Они меня любили… Мне было непросто… Но ничего, потом привыкла…

— А… мама? — его голос не дрожит, но заминка слышна ясно.

— Мама… — я медлю тоже, пытаясь сформулировать в голове то, что уже давно для себя решила. И чем ни с кем никогда не делилась. — Они много пили… Я их с отцом не помню практически… Так что…

Ванька сопит, вяло терзает кусок хлеба пальцами, и я поспешно сворачиваю тему:

— Давай посуду мыть, а потом я буду думать, как к Иванычу попасть…

Ванька с воодушевлением кивает, и мы принимаемся греть воду, чтоб помыть посуду.

Я обдумываю, каким образом попасть на территорию больницы, чтоб не засветиться. В принципе, ничего сложного, Ваньку оставлю или здесь, или возьму с собой… Второй вариант лучше, потому что на глазах будет парень, хоть какой-то контроль. А это важно, потому что шустрый он чрезмерно. Я и без того, пока ехала обратно с неудачной встречи с Димкой, места себе не находила, боясь увидеть по возвращении пустой домик. Ванька же малоуправляемый настолько, что можно ожидать любого развития событий…

Но Ванька, насупленный, словно воробышек в мороз, спокойно дожидался меня на крыльце домика. Оценил буквально в один взгляд мой внешний вид, кивнул каким-то своим мыслям и молча ушел в кухню.

Я прошла за ним, увидела на плите суп, горячий чайник, чистоту вокруг и все оставшееся время немного наигранно и громко восхищалась Ванькиной хозяйственностью, чуть-чуть подлизываясь к сурово хмурящемуся мальчишке, пока он, наконец, не оттаял.

Про результаты моей встречи вопросов не было задано, и я в очередной раз поразилась его проницательности.

Пока ели, в голове по чуть-чуть сформировался план действий… И вот теперь надо его потихоньку реализовывать.

Я заканчиваю вытирать посуду, когда Ванька, отлучившийся по нужным делам на улицу, забегает обратно с дикими глазами и перекошенным лицом.

— Анька! Там! Там эти!

Я еле удерживаю тарелку в руках, ставлю ее на стол и, внутренне обмирая, выглядываю в окно кухоньки, как раз выходящее на ворота.

И едва сдерживаю дрожь в пальцах, потому что у калитки стоит тот самый черный внедорожник, что преследовал нас у дома Ваньки!

Словно в слоу мо вижу, как открываются двери, синхронно так, красиво, как в фильме про бандитов, и из машины выскакивают два уже знакомых мне мужика…

Сердце замирает, я нелепо оглядываюсь по сторонам, не понимая, что делать дальше: прятаться? Где? Бежать? Куда? Дверь тут одна, окна два… И оба выходят на ворота! Нас будет видно!

— Анька! Ань! Че делать?

Ванькин напуганный голос приводит меня в чувство мгновенно, я бегу к двери, закрываю ее на замок, прекрасно понимая, что хлипкое полотно не задержит двоих здоровенных мужиков.

Но хоть что-то! Хоть минуту…

Хватаю телефон, кидаю Ваньке:

— В полицию звони! И в скорую! И в мчс! В первую очередь в мчс! Скажи, что у нас тут пожар!

Ванька тут же понятливо начинает набирать номер, а я оттаскиваю его в глубь комнаты, пытаясь спрятать за своей спиной и не сводя глаз с двери.

Пока Ванька слушает механический голос робота, я прихватываю со стола нож, которым резала хлеб и чутко прислушиваюсь к происходящему во дворе.

Едва слышный звук еще одной подъехавшей машины, шаги, затем голоса… Мужские! И их больше, чем двое! Значит, не одни приехали… Значит, мы попали с Ванькой… Если с двумя еще был, пусть и очень маленький, но все же шансик справиться, то с тремя, четырьмя…

Голоса становятся громче, я отхожу от Ваньки, он тут же хватает меня за руку, не пуская, тянет обратно в тот угол, куда мы с ним забились от страха.

Звуки разговора, грубые, тона повышенные… Они там ссорятся, что ли? Почему? Хотя, какая разница? Может, поубивают друг друга…

Ванька все никак не дозванивается до мчс, а голоса все громче, затем грохот, мат, удары! Удары? Они дерутся?

Тихонько, ползком практически, двигаюсь в сторону окна. Ванька продолжает цепляться, мельком отмечаю в его руке нож Иваныча, бешено блестящие глаза и жесткий рисунок губ. Черт… Никакого днк не требуется, что установить отцовство… Дурак какой этот Хазаров… Нас убьют тут сейчас, а ему все равно…

Становится невероятно горько и обидно. Не за себя, меня-то явно жалеть некому… А вот за него, этого маленького мальчика, в котором больше мужского, чем в большинстве знакомых мне особей вроде бы мужского пола. Он не заслужил этого всего!

На место страха приходит злоба, и я , крепче сжав ножик и ободряюще подмигнув цепляющемуся за локоть Ваньке, выпрямляюсь и иду к двери.

Мы не крысы, мы не будем в угол забиваться.

Все внутри, тем не менее, дрожит от страха, от неизвестности, но я иду на шум драки, который прекращается за мгновение до того, как распахиваю дверь.

И упираюсь носом в знакомую кожаную куртку, привет из девяностых…

Глава 28

— Что вы здесь?..

Я задираю голову, встречаясь взглядом с темными, жесткими глазами Хазарова, и вопрос замирает в горле.

Он внимательно осматривает меня с ног до головы, затем коротко стреляет взглядом за спину, где стоит Ванька, тоже ощупывает его буквально по сантиметру, усмехается едва заметно углом губ, кивает на выход.

Я оглядываюсь, оцениваю жесткую готовность к борьбе взъерошенного Ваньки и его поставленную Иванычем руку с ножом, вздыхаю.

Поворачиваюсь обратно, замечаю за спиной Хазарова шевеление и слышу тихий стон.

Там Серый поднимается от лежащего на земле тела, что-то прячет себе за пояс джинсов позади, видит меня и улыбается лучезарно и безбашенно.

— Привет, Аня, — здоровается он, — как дела?

— Да как вам сказать… — задумчиво осматриваю я поле боя.

А то, что тут реально был бой, явственно видно: поломанные кусты крыжовника, словно в них кого-то кидали со всего размаха,