В объятиях ночи - Серена Паркер

— Господи! Ну подумаешь! Мало ли что скажешь, когда терпение на исходе!

— И ты назвал меня подходящей женой, других слов для меня у тебя не нашлось! — Голос ее срывался, ее душила горькая обида. Она глубокий вздохнула, чтобы успокоиться. — Но я даже рада, что таким образом ты указал мне на место, которое я занимаю в чужом доме, — тихо добавила Шейла, думая не столько про дом, сколько про закрытое для нее сердце Грега.

— Черт возьми! — воскликнул он. — Из-за каких-то неосторожных слов ты вчера отвернулась от меня! Или решила наказать меня за то, что я не сказал тебе о кольце Джессики?

Шейла ответила не сразу.

— Все вместе напомнило мне о том, о чем я на время забыла. Глупо с моей стороны, конечно. И не надо больше об этом. Я все понимаю.

— Нет, я так не думаю, Шейла. Все, что ты услышала из моего разговора с матерью, не имеет ничего общего с тем, что я чувствую к тебе. К нашим с тобой отношениям, понимаешь?

Шейла молчала.

— Не могу поверить, что ты с такой серьезностью отнеслась к моим словам, сказанным в разговоре с матерью. В котором ты, кстати, не принимала участия, а слушала его за дверью.

Шейла упорно молчала.

— Послушай, дорогая, не позволяй такому жалкому чувству, как ревность, встать между нами!

— Жалкое чувство?! А если даже стены особняка кричат мне, что я здесь непрошеный гость? Если я слышу в свой адрес только такие слова, как интриганка, иностранка… И это в доме, который мне положено считать своим!

— Прости, об этом я не подумал, — тихо произнес Грег. За столиком установилось молчание. — Да, я был женат, — заговорил он еще тише, — и ты знала об этом, когда согласилась стать моей женой. Прошлого мы с тобой изменить не можем. Оно есть и у тебя и у меня. Что было, то было. Но мы не можем позволить, чтобы подозрительность и ревность разрушили наш брак. Неужели то, что возникло между нами, не имеет для тебя никакого значения? Господи, до тебя мне не довелось встретить женщину, которая вызывала бы у меня такое огромное желание! Разве тебе это ни о чем не говорит?

Как ты можешь так говорить, с досадой подумала Шейла, словно между тобой и Джессикой не возникало подобной страсти? Но ей-то нужна не только физическая страсть, она хотела любви! Той любви, которая звучала в голосе Грега, когда он говорил о Джессике в кабинете матери. Без такой любви она чувствовала себя обездоленной, несчастной.

— Желание — это еще не все, что нужно женщине, — тихо сказала Шейла. — Я надеялась, что между нами возникнет более глубокое чувство. Этого не произошло.

— Кажется, в коттедже тебя это не беспокоило. — Грег усмехнулся.

Шейла покраснела от напоминания. Не дождавшись от нее слов, Грег продолжил:

— Тебе нечего сказать? Тогда скажу я, и тебе, дорогая, придется выслушать правду. У нашего союза много недостатков, только не надо проклинать и отбрасывать то, что он нам дал. Можешь сколько угодно обманывать себя, но меня ты не обманешь. Тебе нравится заниматься со мною любовью, Шейла!

— Заткнись! — попыталась остановить его Шейла.

— Ты так меня хочешь, что все остальное для тебя отступает на задний план.

— Неправда!

— Тогда почему ты согласилась выйти за меня? Ведь я тебе никогда не нравился! После той ночи ты просто возненавидела меня, даже сомневаться не приходится!

Зачем он заговорил об этом?! — в отчаянии подумала Шейла. Теперь она вспомнила, что вынудило Грега добиваться у нее согласия на брак. Ее ошибка в том, что она позволила себе забыться и размечталась о настоящей любви. Но ведь он ясно говорил ей тогда, что предлагает брак по расчету.

— Ты сам знаешь почему, — ровным голосом произнесла она. — Ради наших девочек. Чтобы не травмировать их. Я ведь хорошая мать… — Шейла почувствовала, как опустела ее душа, и засомневалась в последних словах. Нужна ли детям такая мать?

— Я рад, что ты вспомнила об этом, — сухо сказал Грег. — И раз уж мы поженились, постараемся вести себя достойно, как муж и жена.

После этого разговора семейная жизнь Грега и Шейлы превратилась в супружескую рутину. Проходили недели, но ничего не менялось.

Они добросовестно занимались любовью по ночам, но не было того веселья и теплоты, которые наполняли их в первые дни после свадьбы, проведенные в коттедже. И, если порой посреди белого дня Шейла вспоминала о том, как вела себя ночью в постели с Грегом, щеки у нее заливались краской стыда. Разве можно так низко пасть, вопрошала она себя, чтобы позволить мужчине так властвовать над ее телом? Мужчине, который не любит ее и наверняка не питает к ней уважения? Мужчине, с которым у нее нет ничего общего, кроме этой пагубной страсти?

Нет, возражала себе Шейла, я люблю его! Очень люблю! Грег прав, но только отчасти! Действительно, он не нравился ей когда-то, потому что она не знала его так, как узнала спустя годы. Она не виновата, что Кевин почти ничего не рассказывал о своем старшем брате. На долгие годы у нее сложилось о нем ложное представление. А той ночью… Воспоминание об охватившей их страсти в ту грозовую ночь смешивало все мысли в ее голове.

Звонок отца как-то утром принес ей долгожданную новость: родители собираются прилететь к ним на неделю погостить. Шейла готова была прыгать от радости, ей сейчас особенно не хватало спокойной мудрости отца!

— Папа забронировал авиабилеты на пятницу, — сообщила она вечером Грегу. — Надо приготовить для них комнату и встретить в аэропорту. Мне предупредить Анжелику?

— Предоставь это мне, — коротко сказал Грег.

Позже выяснилось, что Грег позаботился о том, чтобы ее родители летели первым классом, и сам оплатил разницу.

— Никогда еще не летала с таким комфортом! — воскликнула Сюзанн Гартнер, когда Грег с Шейлой встретили их в международном аэропорту Лос-Анджелеса. — Арнольд ни разу не пожаловался на головную боль. Не знаю, как и благодарить вас, Грег!

Шейла тем временем уже обнимала отца, смеясь и плача. По голосу матери было понятно, что зять очаровал ее с первой минуты.

— Сюзанн права, — сказал Арнольд, пожимая руку Грега, — благодаря вашей заботе мы долетели без потерь. Конечно, мы доставили вам массу хлопот своим прилетом сюда. Уж очень хотелось повидать вас.

Шейлу всегда удивляла способность отца посмеяться над собой. Трость, на которую он опирался при ходьбе, и бледное лицо свидетельствовали о том, какой тяжелой была болезнь. Сердце Шейлы сжималось от боли за отца. Арнольд Гартнер в ее представлении, сохранившемся с детства, был самым великим оптимистом в мире, самым независимым, он всегда служил им с матерью надежной опорой. Видеть его слабым было просто невыносимо!

— Такие хлопоты нам в радость, мистер Гартнер, — сказал Грег и широко улыбнулся. — Мы вас заждались.

— Если не трудно, зовите меня просто Арнольд, — с милой улыбкой сказал отец Шейлы, — а мою жену просто Сюзанн.