Немец - Юрий Костин

Ральф припарковал автомобиль неподалеку от Мариенплатц. В сторону прославленной на весь мир площади в центре Мюнхена текла пестрая людская река. Многочисленные источники музыкального фона лениво соревновались между собой. Работал знаменитый воскресный «колхозный» рынок, где щедро давали пробовать ветчину, баварский сыр обазда, наливали вино, продавали свежайшие мюнхенские колбаски, разных размеров и модификаций, и все это под музыку местного коллектива, который исполнял демократичный «микс» из национальных мелодий и хитов Стинга.

Они постояли немного на Мариенплатц, потом обошли ратушу по улице справа, мимо магазина «Далмаер», свернули в переулок, и уже через пять минут были на площади перед рестораном «Хофброй». Здесь, внутри, пожалуй, самой знаменитой пивной в мире, царили непрестанный гул, веселый звон посуды и кружек и ненавязчивый аромат свежесваренного пива. Румяные, словно распаренные, немки, каким-то немыслимым способом нанизав на руки по восемь литровых кружек пива, словно лебеди парили по залу. Тут же, между длинными деревянными столами и скамейками, с улыбками добрых фей порхали колоритные баварские барышни, предлагая посетителям огромные теплые подсоленные претцели, разложенные в больших, украшенных цветами корзинах.

В центре зала на первом этаже играл оркестр. Марши сменяли друг друга, а сидящие за столами немцы дружно подхватывали звучащий через песню «айн прозит» — универсальный припев, служащий сигналом к прикладыванию к кружке фирменного пива хофброй.

Ральф и Антон, наконец, обнаружили свободный стол. Как и другие столы, этот был испещрен надписями, вырезанными предыдущими посетителями.

«Здесь был Ленин» — такой оказалась первая фраза, причем, фраза, написанная на русском языке, которую Антон прочитал, едва усевшись на жесткую деревянную скамью.

—Ральф, смотри, тут написано, что мы сидим за столом, где бывал Ленин,— Антон показал Ральфу на надпись.

—Чего тут только нет. Эти столы нечасто обновляют.

—Нет, на самом деле, умник, что накарябал эти слова — человек образованный. Ленин в эту пивную заходил, и не раз. И пил пиво, в отличие от Гитлера, кстати, который тут тоже бывал и даже выступал во время «пивного путча». Как по-немецки «пивной путч»?

—Антон, ты опять про Гитлера? Я же просил…

—Ральф, давай договоримся, друг с другом мы имеем право любые темы обсуждать. Я же тебе про Ленина рассказываю? Он здесь пил пиво. Это подтверждают очевидцы. А вот Гитлер, как раз, пива не пил вовсе.

Им принесли по кружке холодного фирменного напитка. Через минуту Антон в очередной раз убедился, что любой, даже самый несчастный человек способен подарить себе минуты блаженства. Для этого необходимо пройти ряд испытаний, посылаемых на голову гомо сапиенсу, не соблюдавшему меру накануне. Зато потом! Потом приходит награда и наступает момент истины.

Антон мечтательно оглядел зал.

—Представляешь, Ральф, сидит неприметный лысенький рыжий человечек в двух шагах от Мариен-платц, пьет немецкое пиво, и никто в России пока даже не догадывается, что пройдет немного лет, и этот человечек всю огромную Россию перевернет с ног на голову, и так несколько раз подряд… Интересно, когда он сидел у себя в «кабинете и квартире» в Кремле, вспоминал «Хофброй»?

—В России сейчас не любят Ленина?— Ральф отпивал пиво малюсенькими глоточками, в то время как кружка Антона уже была наполовину пуста.

—Ну, его и раньше-то не то что бы любили. Скорее, боялись даже подумать о нем как-то не так… Ленин был святой. Да что там, он был как бог. Ленина, пьющего пиво в Мюнхене, мы представить уже не могли. Он был неподсуден, всегда прав, а его изречения, его мнение были истиной в последней инстанции. Ты знаешь, в СССР даже физики-ядерщики, защищая свои диссертации, приводили в качестве дополнительных аргументов цитаты из работ Ленина.

—Да, если задаться целью, можно основательно промыть мозги целым народам…

—Все равно человек побеждает. Человечность побеждает плюс чувство юмора. Иначе мы бы все давно вымерли… Слушай, Ральф, мы тут не поговорим, разве что только о Ленине. Похоже, те люди к нам направляются.

К столу подошли четверо то ли англичан то ли американцев. Получив разрешение присоединиться, они принялись рассаживаться на лавках, шумно обсуждая меню.

Ральф с досадой глянул на компанию, нарушившую их уединение. Но, делать нечего, нехорошо противиться общепринятым правилам заведения. В конце концов, люди ведь приходят под эту крышу не тайны всякие обсуждать.

—Антон, ты скажи мне в двух словах,— наклонившись к приятелю, прошептал Ральф,— получилось что-нибудь выяснить по Донскому?

Антон не расслышал вопроса, потому что оркестр грянул веселый баварский марш.

На очередном «прозите» соседи по столу потянули свои кружки к Антону и Ральфу. В другой части зала, которую от них отделяла массивная метровая перегородка с колоннами, кое-кто уже начал вскакивать со скамеек и размахивать кружками в такт заводных маршей. Зоны чрезвычайно хорошего настроения в «Хофброе» вспыхивали, прокатывались волнами по залу, словно передавая эстафету новым очагам выплескивающегося наружу пивного веселья. За дальним столиком, у окна спал человек. Официанты не обращали на него внимания. И, надо сказать, вид сладко спящего посетителя чудесно гармонировал со всеобщей атмосферой кажущейся вседозволенности.

Однако Антон отметил про себя, что даже очень пьяные посетители, по непонятным причинам, все-таки держали себя в рамках приличия, не пересекали некую невидимую черту. Благодаря врожденному чувству меры либо в силу веры в неотвратимость последствий чересчур неадекватного поведения, публика в заведении не выглядела агрессивной и опасной. Антон повернулся к Ральфу:

—Слушай, а тут драки бывают?

—Я не был свидетелем ничему подобному, но периодически что-то происходит. А ты, наверное, сидишь и удивляешься, какие тут все дисциплинированные? Ты когда-нибудь видел большую компанию пьяных англичан? Они шнапс запивают пивом. А потом происходят неприятности. Все бывает. Просто ты испытываешь иллюзии гостя или синдром туриста. Тебе кажется, тут все по-другому, не так, как дома. А на самом деле везде все одинаково. Вот я, когда ехал в Москву, знал, что, начиная с вашего аэропорта, мне нужно быть начеку, потому что иностранцев часто грабят и убивают таксисты. А о ценах и говорить нечего — они назначаются с потолка.

—У нас еще говорят «от балды». Запомни это хорошее выражение. Ударение на последний слог, как во французском языке, а звучит по-татарски.

—От балды… Запомнил. Мой русский, благодаря тебе, будет состоять только из идиоматических выражений. Так вот, меня в Шереметьево встретил таксист, который на хорошей машине отвез в отель, плату получил по счетчику, а за чаевые очень благодарил.

Оркестр завел «Айн прозит». Зал дружно подхватил. Тем временем, столы в «Хофброе» объединялись, люди улыбались друг другу, салютовали соседям пивными кружками.

За столиком напротив сидела девушка, с виду — типичная немка, но на порядок эффектней всех, кого Антон увидел за эти два с небольшим дня пребывания в Германии. Он давно обратил на нее внимание. А она… Всякий раз, когда пивная коллективно выпивала, прекрасная незнакомка ловила взгляд Антона и поднимала кружку, словно чокаясь только с ним. Подобное «развязное» поведение, тем более в середине дня, для ханжеской заграницы дело почти неслыханное.