Коммод - Михаил Никитич Ишков

Во время переговоров, а также во время общения с императором префект по-прежнему вел себя с туповатой готовностью исполнить любой приказ. Между собой Бебий и Переннис на посторонние темы почти не разговаривали – в этом, как признался себе Бебий, уже отчетливо сказалось веяние времени. Оба таились, понимая, что провал переговоров, разочарование императора грозит им опалой.

Нерадостно было на душе. Вспомнилось, как он сидел в своем лагере на той стороне Данувия, ждал приказа о выступлении… Райская жизнь, если рай, как утверждал его отец, существует.

Он решительно придавил меланхолию и попытался разобраться в сложившейся ситуации.

Золото, золото, золото! Вот о чем постоянно твердил цезарь. Зачем он ставит перед ним и Переннисом невыполнимую задачу? В чем здесь ловушка? Может, дело не столько в золоте, сколько в достойном обосновании необходимости заключить мир? Зачем намекнул, что не будет возражать, если Бебий выдвинет свою кандидатуру на должность главнокомандующего армией. Помнится, он даже обмолвился, что согласится на открытие боевых действий, если Бебий встанет у руля? Уверен, подобное предложение было сделано не только ему, пусть и подающему надежды легату, но и более опытным полководцам. Какова цель?

Кто может ответить на эти вопросы?

Промучавшись до полуночи, Бебий поднялся, натянул военный плащ и вышел во двор. Ночь выдалась темная, безлунная. Редкие звезды светили в небе. Во внутреннем дворе было темно. Только постояв, дождавшись, когда привыкнут глаза, Бебий двинулся в сторону дворцового сада. Добравшись до первых аккуратно подстриженных зарослей туи, услышал хриплое мерное дыхание и тяжкие вздохи. Замер, затаился. Прошло несколько томительных минут, прежде чем Бебий отчетливо припомнил, кому могли принадлежать эти горловые, рвущиеся из самого нутра звуки. Эта невнятная песня любви была ему знакома.

Скоро в кустах послышались тихая возня, звук поцелуев и наконец голос:

– Ты такой загорелый, – опять поцелуй. – Такой черный. Такой жаркий. Как июльская ночь.

– Да-да, черный, – ответил мужчина.

Бебий едва не вскрикнул от удивления. Это был командир его конного эскорта, мавританец.

– Пора на кухню, – женщина вздохнула. Это же Клиобела! – Там без меня зарез, что-нибудь не так сделают. Послушай, Муммий, ты в больших чинах? Я слыхала, ты командир конницы.

– Большой не очень, – Муммий задумался, потом добавил: – Но все-таки большой.

– Взял бы меня к себе? Поселил бы в домике, в Виндобоне, я бы тебя ждала. Все-таки легче служить, когда есть к кому приезжать. Всех по боку, а не то! – она показала кому-то здоровенный кулак.

Бебий не смог сдержать улыбки. Мавританец молчал, видно, эта просьба озадачила его.

– Я не могу купить большой дом, – наконец признался он.

– И не надо большой! – обрадовалась Клиобела. – Пусть будет маленький. Нет, правда, – искренне призналась женщина. – Ты мне очень понравился.

Клиобела помолчала, потом робко добавила:

– Можно совсем маленький. Вот такусенький. С конуру… Наступила тишина, потом вновь шорох, и через несколько мгновений в полосу дребезжащего света, отбрасываемого факелом на крепостной стене, вплыла огромная Клиобела. Подобрав тунику, она, переваливаясь, поспешила к двери, ведущей в хозяйственные помещения дворца. Скоро из кустов выбралась высокая, плотно укрытая тьмой тень, направилась к казарме. Когда Муммий скрылся в дверях, рядом с Бебием в темноте кто-то тихо, с некоторым даже надрывом выговорил:

– Домик ей. Вот такусенький… У самой в Риме трех этажный особняк, верхние этажи сдаются внаем, на хозяйской половине чего только нет, а все туда же.

Бебий замер, ему стало неловко, словно его застали за постыдным занятием, хотя подслушивание вполне можно было отнести к недостойным деяниям. Наконец легат повернулся на голос, пригляделся. Во тьме очертилась фигура в светлой тунике.

Клеандр?..

Тот, словно догадавшись, о чем подумал Бебий, добавил:

– Да, Клеандр, – потом кивнул в сторону скрывшейся Клиобелы. – Двое детей, беззаботной мамашей не назовешь, но стоит увидеть рослого мужчину, как начинает выклянчивать домик.

– Дети?! – удивленно переспросил Бебий.

– Двое, – подтвердил спальник. – Два мальчика.

– Кто же отец? – не удержался от вопроса легат.

– Я.

Бебий не нашел слов ответить.

Некоторое время они стояли в тишине. Наконец легат не удержался и спросил:

– Выходит, она – вольноотпущенница?

– Да, господин. Я выклянчил ей свободу.

– Называй меня легатом. Можешь по имени.

– Легат является поклонником Сенеки? Тот тоже советовал различать в рабах людей.

– Я давным-давно не заглядывал в Сенеку. Со школы. Я следую советам Марка.

– А я – Феодота.

– Да, это был умный человек. Что же ты не выпросишь у принцепса вольную для себя? Ты далеко не дурак, Клеандр, мог бы сделать прекрасную карьеру.

– Он меня не отпустит. И куда я пойду с Клиобелой и детьми на руках? Как оставлю ее одну. Дети под надежным присмотром, а за этой толстухой, – он неожиданно зло добавил: – Венерой Виндобонской, нужен глаз да глаз. Иначе она окончательно лишится разума.

Он сделал паузу, потом еще тише, еще непонятнее продолжил:

– Остаться одному в этом мире? Поверь, господин, это страшно. А здесь я при деле, могу частично влиять на…

Он не договорил, и Бебий догадался, что имел в виду раб. Догадался – и помалкивай! Дурак переспросит, тогда и разговора больше не будет, а сообразительный собеседник заведет речь о чем-нибудь постороннем. Желательно приятном для этого тихони. Ведь не зря же он бродит в ночи, приглядывает за ним. Вот и похищение Кокцеи углядел.

– Скажи, Клеандр, зачем ты оказал мне покровительство в таком опасном деле, как спасение Кокцеи?

– Она грозилась убить Клиобелу, и даже я, всемогущий и всезнающий, не смог бы предотвратить убийство, – пробормотал спальник.

– Тогда будь откровенен, почему император так настаивает на совершенно несуразной сумме выкупа?

– Не знаю. Не буду отрицать, Бебий, что он иногда советуется со мной, однако никому не дано проникнуть в его тайные замыслы. Могу только предполагать, чем можно угодить ему.

«Ага, угодить», – смекнул Бебий, и его сердце забилось часто и тревожно.

– Дело не в золоте и серебре, – комкая слова, добавил раб, – или не только в золоте. Императора очень заботит, что скажут люди о его решении прекратить войну.

Затем неожиданно внятно, окрепшим голосом Клеандр продолжил:

– Мечта прежнего императора, его план выйти к Океану с его несвоевременной смертью перестали быть только мечтой или планом. Вполне разумный замысел теперь превратился в орудие политического давления со стороны тех, кто упрекает цезаря в молодости, в неподготовленности. Если ты полагаешь, что мы изменили заветам Марка, ты, легат, заблуждаешься. Скажи, Бебий, о чем мечтал «философ»? – спросил раб.

Так, очередная проверка. Или экзамен?

– Насколько я понимаю, Марка прежде всего заботило спокойствие государства, в этом смысле организация двух новых провинций являлась разумным средством обеспечить мир и процветание на