Все, что получает победитель - Дарья Всеволодовна Симонова

эпоса новейших времен, Иванушка-дурачок и Данило-мастер XX века. Отдушина израненной и преданной русской души… Русской! Доктор улыбнулся, вспомнив диалоги давно минувших дней.

— Мишка, какой-то ты не еврей совсем! — раздражался Петрович, когда его ученик не оправдывал карьерных ожиданий.

— Я же по папе только, — оправдывался Миша, ухмыляясь.

— Оно и видно! А жить как будешь, когда я умру? Я-то думал, хоть ты за меня просочишься в еврейскую мафию, — хихикал Петрович. — А тебя с твоей фамилией и параличом органа выгоды не примут ни туда ни сюда. Совершенно ты неправильный! Достался мне лучший ученик, а взять-то с тебя нечего.

Да, Петрович был человечище! Только… сходства не может быть! Внутренне они с Шуриком противоположны. Хотя Фомичев сразу расположил к себе. Он казался воплощением того понимающего друга, которого никогда не было у Миши с тех пор, как умер Петрович, и которого ему отчаянно не хватало. С которым хорошо и не страшно, потому что его не нужно оберегать и защищать от демонов. У которого можно — какая роскошь! — попросить совета. Который хотя бы на один вечер способен остановить бесконечный маятник твоих сомнений.

— Чем же я обязан вашему счастью быть со мной знакомым? — растерянно отозвался Миша.

— Как же — чудодейственный семейный доктор Брахманов!

Мише понравилось, что он иронизирует без всяких политесов и кодексов вежливости. Это честно! Хотя и пришлось с содроганием откреститься от роли семейного доктора, которую Айзенштат никогда на себя не брал. Еще чего не хватало!

— Я не семейный доктор, я лечил только одного члена семьи, — ответил он как можно более отстраненно. — Но для того, чтобы достичь результатов в лечении, мне необходимо видеть семейную ситуацию в целом, и, наверное, отсюда такая иллюзия…

— А мечтали у вас лечиться все! — лучезарно заверил Шурик.

— Все — это кто же? — Миша чувствовал, как стремительно глупеет от этой грубой лести. Он не ожидал наплыва дружелюбных скелетов из шкафа. Его собеседник тоже немного смешался, и «тайных воздыхателей» доктора не выдал, примирительно заверив в том, что его имя часто муссировалось в разговорах.

— Марта считала, что вы сотворили чудо с ее братом… Но не только она! Их отец тоже отзывался о вас лучшим образом!

— А их мать? Что говорила их мать, вот что мне интересно! — вырвался у Миши много лет мучивший его вопрос.

— Мать Левушки Прасковья Николаевна считала, что ее сын абсолютно здоров. Просто впечатлительный и ранимый, как все недюжинные таланты. Впрочем, ей не особо было позволено влиять на сына. Когда он окончил школу, Лев Ксенофонтович отселил ее на дачу, чтобы не мешала спартанскому мужскому воспитанию. Ну а матушка Марты умерла почти сразу после ее рождения, как вы, наверное, знаете.

Миша неопределенно кивнул, хотя ничего этого не знал, и чуть было не расплылся в непроизвольной улыбке при воспоминании о «спартанском» воспитании Левки Брахмана. Однако репрессивная семейка! Отселить мать… и Шурик об этом говорил так буднично, словно это в порядке вещей. Миша вспомнил Ксенофонтовича, потом взглянул мельком на Шурика. Как тесть и зять они, пожалуй, друг другу подходят. Интересно, как моментально меняется впечатление о человеке: минуту назад Миша готов был раскрыть этому человеку все карты, рассказать все как есть про Катю, про Сонечку, про Леру — с детской надеждой на то, что ему поведают правду о тайных прегрешениях молодого муженька Марты. А теперь вдруг бросилось в глаза, как вписался Шурик в семейный портрет Брахманов, а значит, с ним надо держать ухо востро. И с чего ему привиделся Петрович? Сентиментальный пароксизм. В который раз убедишься, что личная заинтересованность крайне вредит врачебному профессионализму…

— Видите ли, я вас пригласил, потому что мне очень важен… взгляд со стороны на внутрисемейную обстановку, а насколько я понял, вы как раз тот человек, который может мне в этом помочь. Если, конечно, это не противоречит вашим интересам! Насколько я знаю, Марта Львовна умерла от передозировки седативными веществами, и мне важно знать, могло ли это быть самоубийством. Потому что в таком случае его можно считать семейным анамнезом. Судмедэкспертиза в данном случае не может дать исчерпывающего ответа. Здесь важно то, что знали близкие люди и что лежит вне сферы доказуемого.

Шурик стал сразу чужим и холодным, словно Миша перешел к тону официального допроса.

— Марта Львовна, насколько я знаю, не была склонна к суициду. И к традиционной медицине она старалась не прибегать. Но у нее были, скажем так, временные увлечения успокоительными препаратами. Ей, конечно, хотелось все недуги победить ее любимым Тибетом, но это не всегда получалось. И тогда она стала искать наименьшее зло среди таблеток. Она даже не гнушалась порой съесть снотворное после рюмочки коньяка. Не верила в плохие последствия! А так как была человеком увлекающимся, то решила в этой теме разобраться досконально. Даже хотела пойти учиться на фармацевта. Я познакомил ее с Аптекарем. Вот кто фанат своего дела! Но вы, конечно, в курсе, это отец Лерочки.

Миша опять почувствовал, что жизнь проходит мимо, и он совершенно не в курсе! Отец Леры — аптекарь? Хотя какая разница. Но, конечно нет, не аптекарь, это прозвище! Он — главный редактор журнала, который посвящен фармакологии и, кажется, так и называется «Наша Аптека». Или «ваша»?

— И что же родитель Леры?

Миша изобразил самый доверительный тон на свете из скорбной эмпатии и внимательной вежливости профессионала. Раз уж проныра Шурик и его покойная подруга жизни не доверяли врачам, значит, нужно изобразить антиврача — гуманиста и душку широких взглядов. В конце концов, единственные две вещи, которые нельзя изобразить, — это талант и похоть.

— Святослав Борисович написал замечательную книгу о ретролекарствах. О том, что препараты, давно снятые с производства, часто являются более эффективными и щадящими, чем их современные аналоги. И более дешевыми, разумеется, — в этом ядовитая змея мнимого медицинского прогресса и зарыта! Но об этом некому напомнить — да и незачем, ведь старые лекарства уже нигде не достанешь… Вы представляете, какая это бомба?! Да, впрочем, наверное, я не по адресу, вы же плоть от плоти этой системы!

— Плоть от плоти, говорите? — Миша от неожиданности рассмеялся.

Вот в чем его нельзя было уличить, так это в приверженности системе. Жалкий провокатор Шурик! Но посмотрим, чего из него еще можно выжать полезного.

— Если не секрет, где же Святослав свет Борисович добывал столь редкие сведения? Это большая работа, требующая отличного знания темы. Некоторые подобные факты и вовсе под грифом секретности…

— Аптекарь, конечно, не врач, но он почти им стал, когда выхаживал