Призрак из страшного сна - Анна Ольховская

– И ничего он не «их»! Он – человек! Хотя женщина, его родившая, – та еще змеюка! В конце концов, кровь у Пашки – алая. Ты видел…

– Да не горячись ты! Никто и не спорит, Пашка – наш, не их! Но вот зачем им Гизмо?

Договорить нам не удалось – вертолет подпрыгнул, садясь, и вскоре шум лопастей стих. И тишина, опустившаяся на нас, стала оглушительной.

Причем реально оглушительной – никто почему-то не произнес ни слова. Все напряженно смотрели на наших экстрасенсов, сидевших с закрытыми глазами, с какими-то отстраненными лицами.

Задавать сакраментальный вопрос: «А че это вы тут делаете, а?» – я не стала. В общем-то, не дура вроде (хотя…), догадалась, что происходит.

Сканирование пространства на предмет наличия ментального воздействия. Как-то так, думаю…

Похоже, правильно я думала.

Сначала девушка, а спустя мгновение – мужчина открыли глаза и улыбнулись:

– Все чисто. Можно выходить.

Можно – вышли.

И слегка офонарели. Я – точно.

Потому что вертолет сел прямехонько посреди территории поместья Кульчицких.

– Что происходит? – нахмурился Климко, поддерживая под руку безучастную дочь. – Мы же летели в Москву! Монике нужна помощь психиатра!

– Извините, Игорь Дмитриевич, – примирительно улыбнулся Мартин, – но мы решили воспользоваться гостеприимством Венцеслава Тадеушевича. Нам его предложение показалось наиболее приемлемым. А психиатр уже едет сюда, причем самый лучший.

– Но…

– Поймите, так проще обеспечить безопасность и Моники, и Вари, – вмешался Дворкин. – Это наша территория, если уж на то пошло. Причем, как видите, более чем надежно защищенная территория.

Да уж, с этим не поспоришь. Поместье Кульчицких, по сути, являлось точной копией замковых комплексов. Гектара полтора земли были обнесены высоченным кирпичным забором, настоящей крепостной стеной. Ворота монолитно посверкивали кованым металлом. Дом был похож на замок, да нет, это и был замок. Настоящий.

Входная дверь его распахнулась, и к нам устремились…

– Мама?

– Отец?

Ну вот, семейство Ярцевых в полном составе. Но почему?..

– Павел? – Он озадаченно нахмурился, но очень быстро спохватился и сменил озадаченность на холодноватый интерес. – Прежде всего мне хотелось бы узнать – где я?

Доктор – несмотря на внешность, этот тип все же имел, судя по всему, отношение к медицине – прищурился и внимательно посмотрел ему в глаза.

И он почти физически ощутил, как в его разуме закопошились ледяные пальцы. Инстинктивно, не задумываясь, он мысленно переломал эти пальцы одним движением, заставляя их убраться из своей головы.

Доктор вздрогнул и болезненно поморщился, в его желтых змеиных глазах промелькнула мимолетная злость. И вроде бы… да нет, показалось. Откуда там взяться страху?

Он очень надеялся, что эскулап не успел заметить отсутствие файлов памяти в его разуме. А если и заметил, то не понял размера катастрофы.

Потому что искать свою личность среди этих уродов ему не хотелось. И дело даже не в их сюрреалистичной внешности, просто он «слышал» исходившую от особей неправильность. Ментальную неправильность – в них не было человеческого тепла, того, что называют душой.

Холод, рациональность, жестокость, властность, хитрость, подлость – да много чего еще пульсировало в ауре этих существ, но ни единого намека на человечность.

– Вы в больнице, разве не видно? – доктор обвел рукой палату. – Вы были ранены, смертельно ранены, смею заметить, а нам удалось вас спасти. Буквально с того света вытащили…

– Да-да, спасибо, конечно, – надменно кивнул он. – Но я имел в виду – в какой больнице? И самое главное – вы-то кто, господа?

– В смысле? Я – ваш лечащий врач, меня зовут…

– Я имел в виду не вашу специальность, а ваш вид. Или расу. Или что там еще.

– А вы разве ничего не помните? – врач снова попытался прилипнуть к нему гипнотизирующим взглядом, но он стряхнул этот взгляд так же небрежно, как пылинку с плеча. – Где вы получили ранение, кто вас ранил, что этому предшествовало?

– А я не люблю, когда отвечают вопросом на вопрос. Так что извольте сначала удовлетворить мой интерес, а потом уж поговорим обо мне.

– Потрясающе! – Звук негромких аплодисментов от двери заставил вздрогнуть не только его, но и эскулапа.

Доктор обернулся, увидел стоявшего в дверях высокого соплеменника лет… а кто его знает, сколько ему на самом деле лет, но по человеческим меркам он выглядел лет на пятьдесят.

И не надо было обладать какими-либо сверхспособностями, чтобы понять – это один из главных. Или самый главный.

Во всяком случае, властность и привычка повелевать были доминирующими в его облике.

– Аскольд Викторович! – радостно воскликнул доктор. – А вы разве не в Думе сейчас должны находиться? У вас вроде какое-то важное заседание, сами говорили – полезный для нас законопроект проталкивать будете.

– Рассмотрение предложенного мною законопроекта перенесено на следующее заседание, – улыбнулся визитер, пристально глядя на пациента.

Но тот, уже наученный первым опытом общения с этими уродами, наглухо закрыл разум. Причем сделал это опять инстинктивно, потому что ничего подобного прежде ему делать не приходилось.

Или все же приходилось? И стало так называемым неосознанными знанием, не связанным с памятью?

Во всяком случае, он точно знал – этот депутат Государственной Думы покопаться в его мозгах не сумел.

Вот ведь странно – о себе он ничего не помнил, а о мире, в котором очнулся, знал все. И политическое, и социальное устройство страны. И название страны: Россия. И в целом о планете Земля он знал очень много.

И ничего – о себе.

М-да, сложновато ему придется…

А господин депутат тем временем продолжил:

– А когда мне позвонили и сказали, что наш дорогой Павел заговорил, я, разумеется, бросил все дела и помчался сюда.

– А по какому поводу столько энтузиазма в связи с обретением мною способности к речи? – осведомился он.

Впрочем, если они все упорно называют его Павлом, значит, так оно и есть. Первое слово в чистом листе его личности появилось. Имя.

Значит, едем дальше.

– Ты не перестаешь меня восхищать! – усмехнулся Аскольд Викторович, усаживаясь возле кровати пациента на быстренько придвинутый эскулапом стул. – И радовать. Ты хоть сам понимаешь, насколько ты хорош?

– Эй-эй, – Павел опасливо отодвинулся от края кровати, возле которого уселся господин депутат, – я не по этой части! Я женщин предпочитаю!