Война Алой и Белой розы. Крах Плантагенетов и воцарение Тюдоров - Дэн Джонс

и срочных вопросах, связанных с управлением и [защитой] английского королевства». Но все быстро переросло в поиск виноватых. Только что пришли вести о потере Руана. Каждый день англичане терпели новые поражения, и все боялись, что, стоит пасть Нормандии, придет черед Кале. Парламент не мог обрушиться с критикой на самого короля — это было опасно и к тому же могло привести к серьезному политическому кризису, — поэтому расплачиваться за дурные советы пришлось его ближайшим министрам.

Первым, кого настигла месть парламента, стал епископ Чичестера Адам Молейнс, хранитель Малой печати, причастный почти ко всем делам короля. В течение пятнадцати лет Молейнс занимал посты высокопоставленного посла и служащего (а позже и полного члена) совета. Он был близким сторонником Саффолка и одной из ключевых фигур в переговорах о королевской свадьбе, а также входил в дипломатическую миссию, официально закрепившую передачу графства Мэн. Он рассорился с Ричардом, герцогом Йоркским, и публично обвинил его в коррупции и некомпетентности на посту регента во Франции. Молейнс был вдумчивым и одаренным ученым-гуманистом, но его политическая карьера в конце концов обернулась полным провалом, и его имя связывали почти со всеми неудачными решениями в отношении Франции. Он присутствовал на первом заседании парламента, затем получил от короля разрешение сложить с себя мирские обязанности, покинуть Англию и отправиться в паломничество. Но из страны он так и не уехал. 9 января 1450 года он погиб в Портсмуте от руки некого Кутберта Колвилла, командующего, который ехал на войну во Францию и ждал посадки на судно.

Поговаривали, что, умирая, Молейнс проклял Саффолка как виновника всех несчастий Англии. Мы никогда не узнаем, так ли это на самом деле, но слух об этом распространился по всей стране. Было ясно, что в следующий раз всеобщий гнев обрушится на главного министра короля.

Парламент сделал перерыв на Рождество. 22 января он собрался вновь, и герцог Саффолк попытался предупредить удар, который, как он понимал, непременно последует. Стоя перед королем и парламентом посреди Расписанной палаты Вестминстерского дворца, стены которой покрывали старинные фрески с ветхозаветными сюжетами, герцог выступил с такими словами: «Те гнусные, отвратительные речи, которые пронизывают почти все ваши земли и проистекают изо рта почти любого простолюдина, обвиняющего меня, есть чернейшая [клевета]». Он утверждал, что семья де ла Поль всегда была бесспорно предана королю и жертвовала почти чем угодно ради короны. Отец герцога был убит под Арфлером, «старший брат позже… в битве при Азенкуре». Еще трое его братьев погибли, служа за границей, а сам он, попав в плен в Жаржо в 1429 году, вынужден был заплатить выкуп в двадцать тысяч фунтов. Тридцать четыре зимы своей жизни он носил оружие. Тридцать лет был членом ордена Подвязки. Продолжив выступать в собственную защиту, герцог сказал: «Долгие [пятнадцать лет] я находился на службе у вашей благороднейшей особы, и в этом были для меня великая милость и благо, какие еще ни один вассал не обретал на службе у своего лорда и господина»[154]. Столь страстное воззвание к Генриху сохранило Саффолку жизнь, но ненадолго.

Как же до этого дошло? Начиная с 1430-х годов Саффолк играл важнейшую роль в английском правительстве, был посредником между королевским двором, советом и знатью и в целом действовал так с согласия тех, кто понимал, насколько катастрофически бездарный и бездеятельный король им достался. Но зимой 1450 года Саффолк остался один. Оборона Нормандии, очевидно, не смогла сплотить знать. Более того, начиная с 1447 года многие перестали бывать на заседаниях совета и отдалились от двора. Фактически они перестали участвовать в управлении и оставили возле короля лишь Саффолка и стремительно сокращавшуюся группу его сторонников, которые, действуя как шайка, использовали власть монарха в своих целях, попутно разваливая королевство[155]. Когда другие пэры его покинули, методы герцога — управлять каждым движением правительства, оставаясь в тени, — стали очевидны. Он в еще большей степени, чем Молейнс, находился в эпицентре английской политики в эпоху тяжелейших бедствий, и ему пришлось за это ответить.

Заверения Саффолка в верности королю не произвели никакого впечатления на Палату общин. Нижняя палата парламента на ошибки правящей аристократии смотрела далеко не так благосклонно, как Палата лордов. Через четыре дня после речи Саффолка они обратились к королю с просьбой заключить его в тюрьму на «общих» основаниях — в этом случае герцога могли держать под стражей до выдвижения против него конкретного обвинения. Казалось, парламент почти впал в истерику. «Внутри каждой партии Англии ходит много слухов и толков о том, что английское королевство продадут противнику короля во Франции», — пытались оправдать свои требования авторы прошения. То, что столь смехотворная идея вообще возникла, говорит о крайней политической напряженности, витавшей в воздухе.

7 февраля 1450 года Саффолка официально обвинили в «серьезнейшей, отвратительной и ужасающей государственной измене». Он якобы призвал французов вторгнуться в Англию, вынудил короля освободить Карла, герцога Орлеанского, отдал Мэн и Ле-Ман, передал французам дипломатические и военные тайны, брал взятки за раздаваемые посты, обманом заставил короля пожаловать ему земли и титулы, включая титул графа Пембрука, который он носил с 1443 года, давал деньги королеве Франции и в целом был пособником Карла VII в борьбе с английской короной. Так оскорбительные слухи превратились в официальное обвинение. В него вошло даже совершенно невероятное предположение, будто перед тем, как герцог попал в плен в битве при Жаржо, он провел ночь, «лежа в постели с монахиней, надругавшись над ее священством и обесчестив ее»[156]. Через месяц, 9 марта, герцог, которому дали время на подготовку своей защиты, преклонил колени перед королем и парламентом, отмел обвинения одно за другим «и сказал в присутствии его величества короля, что все они были несправедливые и ложные»[157].

17 марта Генрих VI собрал всех лордов парламента, включая Саффолка, в личных покоях «с окном под скатом крыши, выходившим во двор, в своем дворце в Вестминстере»[158]. Опустившись на колени перед собравшимися лордами и королем, Саффолк вновь заявил о своей невиновности, указав на то, что маловероятно, чтобы он один мог совершить все те преступления, в которых его обвиняли. Он отказался от права отдаться на суд своих товарищей и предоставил королю решать его судьбу. Генрих через своего канцлера сообщил лордам, что не считает Саффолка виновным в измене ни по одному из пунктов. Вместо этого, по его словам, герцога можно было привлечь к ответственности по ряду менее серьезных должностных нарушений. Вместо того чтобы приговорить Саффолка к смерти как изменника, король отправил его в изгнание сроком на пять лет. Приговор вступал в силу 1 мая.

Несмотря на то что суд пэров не состоялся, похоже, это решение было принято совместно с лордами, чье нежелание быть униженными