Скрытая бухта - Мария Орунья

мои. Расскажите же мне наконец, чему я обязана вашим визитом. Думаю, не ошибусь, если предположу, что он как-то связан с “ангелом виллы «Марина»”.

И уже во второй раз за сегодняшний день, как и ранее с сестрой Мерседес, Редондо и Оливер на несколько секунд потеряли дар речи. Однако Валентина, не выказав удивления, улыбнулась хозяйке:

– А я вряд ли ошибусь, если предположу, что нас уже опередила желтая пресса, пестрящая фотографиями сеньора Гордона. Раз уж, судя по всему, вы в курсе основных событий, я проясню ситуацию, а потом задам вам кое-какие вопросы, если вы не возражаете.

– Возьмете у меня показания по всем правилам, дорогая? Конечно, не возражаю. В моем возрасте все важное уже позади. Лгать вам буду только при крайней необходимости, – шутливо, но дружелюбно ответила сеньора Онгайо.

Валентина Редондо вздохнула. Этой старой даме явно нравилось играть, и она умна. Но им-то не до игр. Кроме тела ребенка на них висит еще один труп, совсем свежий, и другой на подходе, пусть даже случай пока неясный.

– Как вы наверняка знаете, на вилле “Марина”, некогда принадлежавшей вам, были найдены останки – скорее всего, скелет новорожденного, в данный момент они на экспертизе, чтобы установить время и причину смерти. Нам известно, что строительство дома началось в 1948 году, а закончилось в начале лета 1949 года. Возможно, тело было спрятано в фундаменте дома во время строительства, но это мы узнаем лишь после экспертизы. Так что мы бы хотели, чтобы вы рассказали о том времени, когда вы поступили домработницей к Онгайо.

– Домработницей? Как вы деликатны, дорогая. Я была обыкновенной служанкой. Мы вкалывали как проклятые, и у себя дома, и в домах сеньоров. Такая тогда была жизнь, не как сейчас… Я несколько раз прислуживала в доме Онгайо, когда была совсем молоденькой, лет в семнадцать, но на постоянное место к ним поступила в конце лета 1949-го. И не в Суансесе, а в Торрелавеге. В Суансес Онгайо наезжали только летом. Так что я впервые оказалась там летом 1950 года. И еще до конца того года я вышла замуж за Эладио… старшего сына господ, – она пренебрежительно выделила слово “господ”, – а свадебным подарком стала как раз вилла “Марина”. У свекров было много домов, а лето они предпочитали проводить в Сантандере.

– Понятно. А у вас нет предположений, откуда могли там взяться эти кости?

– Боюсь, что нет, дорогая. Будь у меня предположения, я бы выложила все как на духу. Как знать, сколько лет мы прожили бок о бок с этим маленьким “ангелом” в нашем подвале.

– Но вроде бы вы не так уж часто проводили лето на вилле “Марина”. Меня интересует, почему вы вдруг подарили дом паре, которая присматривала за ним в ваше отсутствие.

Старушка помолчала, глядя на Оливера.

– А я ведь знала твою маму в детстве. Она просила называть ее принцессой Лусией. Чудесный ребенок.

Редондо проявила настойчивость:

– Так могли бы вы объяснить, зачем было нужно дарить, по сути, незнакомцам ваш свадебный подарок?

Сеньора Онгайо перевела взгляд на лейтенанта:

– У вас есть дети?

– Нет, – сдержанно ответила Редондо.

– Жаль. Вам стоит завести детей, они наполняют жизнь смыслом. Вы молодая женщина, у вас есть характер. Послушайте меня и не теряйте времени.

Хозяйка сделала паузу, прекрасно понимая, что испытывает терпение Редондо. Помолчав, она снова заговорила:

– В то время, в пятидесятые, я полагала, что не могу иметь детей. Меня лечил молодой прогрессивный врач из Сантандера, но все было бесполезно. Супружеская чета, поселившаяся на вилле “Марина”, была помоложе, но тоже бездетная, и однажды они удочерили малышку Лусию, взяли ее в монастыре в Сантильяне-дель-Мар. Это произошло в пятьдесят первом году, кажется. Всякий приезд туда наполнял меня дыханием жизни, радостью. Супруги Перейро сделались мне как родные, их жизнь напоминала о том, кем я была когда-то, – скромные бедные люди, но знающие себе цену, работящие. А эта чудесная девчушка… После смерти первого мужа мне пришлось взять на себя все дела, бесконечно путешествовать, проводить по нескольку месяцев в Южной Америке, налаживать торговлю в Европе и даже в Советском Союзе, а потом и в Азии. Я попросту не успевала посещать все наши владения. Их было столько! Некоторые сохранились до сих пор, хотя ныне мои вложения не окупаются, как прежде. Конечно, я больше не инвестирую в рынок недвижимости. – Она покачала головой. – Так что я решила, что со временем, если ничего не изменится, передам дом в собственность Перейро – с единственным условием, что потом виллу унаследует Лусия, а она уж пусть действует по своему усмотрению. Я хотела, чтобы у этой девчушки было будущее, чтоб хотя бы ее не мучило такое же серое и трудное прошлое, каким было мое. Может, вам это покажется романтичными бреднями, но их семья помогла мне почувствовать собственные корни. Я искренне их любила.

– Простите, но я никогда не слышал, чтобы мама о вас упоминала, – сказал Оливер как можно деликатнее, чтобы не обидеть старушку.

Она улыбнулась ему:

– Думаю, для Лусии я была просто одной из маминых подружек, которые со временем стираются из памяти. И это нормально. К тому же она уехала в Англию совсем молодой, когда познакомилась с твоим отцом и вышла за него замуж. А у меня было полно работы. Во втором браке, слава богу, наперекор всем медицинским прогнозам, у меня родилась дочь, и я, само собой, обрушила на нее все свое внимание, хотя давалось мне это нелегко, поскольку мой супруг умер, и мне пришлось возглавить все наши предприятия. У меня было очень много работы и очень мало времени на простые радости. Сложно сохранять равновесие между ними, сложно понять, в чем истинная ценность. Амбиции – слишком мощная штука, милый мой.

Лейтенант Редондо недоверчиво смотрела на старую сеньору.

– И все же, прежде чем подарить дом фактически чужим людям, вы могли подумать о собственных родных. Разве у вас не было братьев, сестер или родителей, которым вы могли оказать помощь?

– Разумеется, дорогая. Но моих денег хватило бы и на десяток таких семей. К тому же отец умер в шестидесятые, а с его женой и нашим братом по отцу отношения у нас всегда складывались не очень.

– Сын вашего отца от второго брака?

– Да. Если честно, понятия не имею, что сталось с беднягой. Последний раз я слышала о нем лет тридцать назад, когда он уехал в Картахену. Как летит время. Впрочем, мы практически и не знали друг друга, ведь когда он родился, я