Вспомни, что будет - Роберт Дж. Сойер

Она улетела на восток, на свою родину, а Ллойд остался в ЦЕРНе. Он изо всех сил старался объяснить обескураженному миру все случившееся с точки зрения физики.

— Доктор Симкоу, — начал Бернард Шоу, — может быть, вы сумеете объяснить нам, что случилось?

— Конечно, — произнес Ллойд, усевшись поудобнее.

Он находился в студии ЦЕРНа, предназначенной для телеконференций, перед телекамерой размером не больше наперстка. Шоу, естественно, находился в центре Си-эн-эн в Атланте. В этот день Ллойду предстояло еще пять подобных интервью, включая одно на французском языке.

— Большинство из нас, — продолжил Ллойд, — конечно, слышали о таких терминах, как «пространство-время» и «пространственно-временной континуум». Они относятся к комбинации трех пространственных измерений: длины, ширины и высоты — и четвертого измерения — времени.

Симкоу кивнул женщине-технику, стоявшей в стороне от камеры, и на мониторе за его спиной появилась фотография темноволосого мужчины.

— Это Герман Минковский,[30]— сказал Ллойд. — Именно он впервые выдвинул концепцию пространственно-временного континуума. — Пауза. — Непосредственно проиллюстрировать понятие четырех измерений не так просто, но задача облегчается, если мы уберем одно из пространственных измерений.

Он снова кивнул, и изображение на мониторе изменилось.

— Это карта Европы. Конечно, Европа трехмерна, но мы все привыкли к двухмерным картам. Герман Минковский родился вот здесь, в Каунасе, на территории нынешней Литвы, в тысяча восемьсот шестьдесят четвертом году.

На месте, указанном Ллойдом, загорелся огонек.

— Вот здесь. Но чтобы легче было понять, давайте представим, что огонек обозначает не город Каунас, а самого Минковского, родившегося в тысяча восемьсот шестьдесят четвертом году.

В правом нижнем углу карты появилась надпись: «1864 г. от Р.Х.».

— Если мы вернемся на несколько лет назад, то увидим, что до этой точки Минковского не существует.

Дата на карте изменилась: 1863, 1862, 1861. Естественно, в эти годы Минковский еще не родился.

— А теперь вернемся в тысяча восемьсот шестьдесят четвертый.

На карте послушно появились соответствующие цифры. Огонек Минковского ярко вспыхнул на долготе и широте Каунаса.

— В тысяча восемьсот семьдесят восьмом, — сказал Ллойд, — Минковский переехал в Берлин, чтобы поступить в университет.

Карта 1864 года отпала, словно листок отрывного календаря. Карта под ней была помечена 1865 годом. Затем, быстро сменяя друг друга, замелькали карты с 1866 по 1877 год. Все это время огонек Минковского горел в том месте, где находился Каунас, но как только на мониторе возникла карта с датой 1878 год, огонек сместился на 400 километров к западу — в Берлин.

— Минковский не остался в Берлине, — продолжил Ллойд, — и в тысяча восемьсот восемьдесят первом году переехал в Кёнигсберг — город, расположенный недалеко от современной границы Польши.

Упали еще три карты, и, как только появилась карта с пометкой «1881», огонек Минковского снова переместился.

— В последующие годы Герман Минковский скакал из университета в университет. В тысяча восемьсот девяносто четвертом он вернулся в Кёнигсберг, потом, в тысяча восемьсот девяносто шестом, перебрался в Швейцарию, в Цюрих. И наконец — в Геттингенгский университет, в Центральной Германии. Там он оказался в тысяча девятьсот втором году.

Появляющиеся и исчезающие на мониторе карты отражали передвижения Минковского.

— И в Геттингене он прожил до своей смерти, а это случилось двенадцатого января тысяча девятьсот девятого года. — Упало еще несколько карт, но огонек остался на месте. — И естественно, после тысяча девятьсот девятого года Минковского больше не было.

Упали карты с пометками «1910», «1911» и «1912», но ни на одной из них не было огоньков.

— А теперь посмотрим, — сказал Ллойд, — что будет, если мы возьмем все наши карты и сложим в хронологическом порядке, но сделаем их прозрачными.

Графическая программа компьютера выполнила эту задачу.

— Как видите, огонек, обозначающий передвижения Минковского, оставляет след во времени. Эта линия начинается здесь, на юге Литвы, движется по Германии и Швейцарии и в конце концов обрывается в Геттингене.

Карты наложились друг на друга, образовав куб. Жизненный путь Минковского извивался сквозь этот куб и был похож на ход в кротовой норе.

— Такой куб, показывающий чей-либо жизненный путь в пространстве-времени, называется кубом Минковского. Старина Герман первым нарисовал такую штуку. Естественно, эту же схему можно набросать для любого человека. Вот, например, мой куб Минковского.

Карта на экране снова изменилась. На этот раз был изображен весь земной шар.

— Я родился в Новой Шотландии, в Канаде, в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году, потом переехал в Торонто, а оттуда — в Гарвард, поступив в университет, несколько лет проработал в Иллинойсе, в Лаборатории имени Ферми, а затем приехал сюда, на границу Франции и Швейцарии. В ЦЕРН.

Карты сложились, образовав куб с извилистой светящейся линией внутри.

— В этот куб можно поместить и линии жизни других людей.

Пять линий разных цветов появились внутри куба. Некоторые из них начинались раньше линии жизни Ллойда и потому выходили из куба, некоторые обрывались, не достигнув верха.

— Верхняя плоскость куба, — продолжал Ллойд, — обозначает сегодняшний день, двадцать пятое апреля две тысячи девятого года. И конечно, мы не станем спорить с тем, что сегодня — это сегодня, то есть мы все помним вчерашний день, но признаем, что он прошел, но ничего не знаем о дне завтрашнем. Мы все вместе смотрим на этот срез через куб.

Верхняя плоскость куба осветилась.

— Вы можете представить себе око коллективного сознания человечества, глядящее на этот срез. — Над кубом возникло изображение человеческого глаза, весьма натуральное, с ресницами. — А во время Флэшфорварда произошло вот что: око сознания посмотрело выше куба, в будущее, и, вместо того чтобы рассматривать срез времени, представляющий две тысячи девятый год, заглянуло в две тысячи тридцатый.

Куб вытянулся, превратился в параллелепипед, и большая часть разноцветных линий жизни тоже устремилась вверх. Парящий в пространстве глаз подпрыгнул, и освещенная плоскость почти вплотную приблизилась к вершине параллелепипеда.

— В течение двух минут мы смотрели на другую точку наших линий жизни.

— Значит, — поерзал на стуле Бернард Шоу, — вы хотите сказать, что пространство-время подобно кинокадрам, наложенным друг на друга, а «сейчас» — это подсвеченный кадр?