Бобби Пендрагон. Связной между мирами - Д. Дж. Макхейл

— Послушай, — сказал я, пытаясь скрыть дрожь в голосе. — Мне очень жалко этих людей, но я не понимаю, чем я могу им помочь. Ты сказала, что я Странник? Ну что ж, может быть. С недавних пор. Но всего два дня назад я и понятия не имел о существовании этой планеты! Как же я могу возглавить революционное движение, посуди сама!

— Но ты должен, — серьезно сказал Алдер. — Милаго верят, что ты займешь место Пресса.

— Значит, надо найти дядю Пресса! — выпалил я.

Алдер отвел глаза. Что-то было не так.

— Где сейчас Пресс? — спросила Лура.

Не поднимая глаз, Алдер ответил:

— Его держат в крепости Бедуванов. Его приговорили к смерти, и он будет казнен завтра, в равноденствие.

О, Боже! Завтра дядя Пресс умрет! Что может быть ужаснее? Лура медленно отвернулась от Алдера и подняла с земли камень. С воплем отчаяния она размахнулась и швырнула его в реку, вложив в этот бросок все свои страхи и горести. Затем стремительно, будто разъяренная пантера, метнулась ко мне. Я попятился, ожидая, что она вот-вот кинется на меня и опрокинет на землю. Но она этого не сделала. Вместо этого она наклонилась ко мне и прошептала:

— Не могу понять, почему Пресс в тебя верит. Ты — трус, слабак, ты — маленький испорченный эгоист. Тебе плевать на всех, кроме себя! Но ты Странник, и пришло время кое-что тебе разъяснить! — С этими словами она отвесила мне тяжелый пинок.

— Я не могу пойти с тобой, сама знаешь, — кротко сказал Алдер.

— Знаю, — ответила Лура. — Встретимся, когда стемнеет.

Она дала мне еще одного пинка и зашагала прочь. Что мне делать, я не знал, и поэтому пошел вслед за ней, по дороге обдумывая все то, что узнал. Странники — человеческие благодетели межпланетного масштаба. Благородно, слов нет, но я не желал быть удостоенным этой великой чести. Все вокруг хором говорят мне, что я Странник, и что я, оказывается, несу ответственность за человеческие жизни, но кто сделал меня Странником, я так и не понял. Может, это как вербовка в армию? Но тогда если бы я отбирал кандидатов в Странники, я бы выбрал кого-нибудь из морских пехотинцев, спецназовцев или, еще лучше, десантников, но уж никак не хилого четырнадцатилетнего заморыша вроде меня. Даже если я и решу помочь племени, через секунду после того, как я открою рот, все поймут, что я ни на что не гожусь. Нет, все же самым разумное — придерживаться плана А, то есть рвануть отсюда, как только представится такая возможность.

Лишь одна мысль не давала мне покоя: дядя Пресс был в беде. И это еще слабо сказано. Завтра он будет мертв. Но что я мог поделать? Если я пойду в замок, рыцари Каган меня схватят, и тогда умрет не только дядя Пресс, но и я вместе с ним. Словом, я оказался в жуткой ситуации.

Наконец мы вошли в деревню, и Оза встретила нас с некоторым беспокойством. Она поняла, что дела идут не лучшим образом. Но прежде чем она успела спросить, что случилось, Лура заявила:

— Ему надо показать шахты.

Оза не стала спрашивать зачем, лишь взглянула на дочь и устало вздохнула.

— Пойдем со мной, Пендрагон, — сказала она и направилась к выходу.

— А что если я не хочу осматривать шахты?

Я и в самом деле не хотел.

Оза посмотрела на меня своим глубоким, пронзительным взглядом. Она не ругала и не осуждала меня. Это сложно объяснить, но ее взгляд убеждал в необходимости пойти с нею. Этот взгляд говорил: «Ты пойдешь и посмотришь на рудники, потому что это то, что ты должен сделать». Этому взгляду невозможно было отказать. Может быть, Оза меня загипнотизировала, но с того момента, как она посмотрела на меня, я понял, что пойду за ней, куда она скажет. Ну вот, я и пошел. Удивительно, да?

Лура не пошла с нами, да Оза ее и не приглашала. Мы отправились вдвоем. Вот и прекрасно! Когда мы шли по деревне, я начал замечать то, чего не видел раньше. Всякий раз, как мы проходили мимо кого-нибудь, этот кто-то кидал на меня быстрый, изучающий взгляд. А через долю секунды вновь устремлял его в землю и, как ни в чем не бывало, шел своей дорогой. Это было очень странно. Они словно изучали меня, но боялись признаться себе в том, что я действительно здесь. А ведь до сих пор они даже не замечали моего присутствия. Они и друг с другом-то не разговаривали, а уж со мной и подавно. Ну, кроме Фиджиса, конечно. Он был единственным представителем племени Милаго, заговорившим со мной. Все остальные были слишком погружены в себя. Я был уверен, что эти жители глядят на меня и думают: «И как только этот паренек может возглавить революционное движение? Он же еще сопливый мальчишка». Между прочим, они были правы.

Я следовал по пятам за Озой по дорожке. Она привела нас на поляну, среди которой возвышалась массивная каменная постройка, напоминающая сооружение на деревенской площади, где проходила Церемония Передачи, с той лишь разницей, что не была обита досками. Над ней был установлен подъемный механизм типа лебедки. Вниз тянулась толстая веревка. Двое дюжих молодцов крутили лебедку, поднимая что-то на поверхность. Все это очень напоминало мне старинные колодцы, в которых ведро, привязанное к веревке, бросают вниз, а потом вытаскивают, вращая ручку. Только здесь вместо воды в ведре поднимали самоцветы. Шахтеры подтянули к себе корзину и высыпали ее содержимое на землю. Из всей кучи они выбрали всего несколько голубых камней, а все остальное оказалось пустой породой. Они переглянулись и вздохнули. Найденные камни они добавили в кучку, уже лежавшую возле колодца. Кучка, надо сказать, пока была небольшая. Если они не подналягут, то жена шахтера, очень скоро присоединится к своему мужу на дне старой шахты. У меня по спине пробежал холодок.

Оза подошла к колодцу, села и свесила ноги вниз.

— Будь осторожен, — приказала она и с этими словами скользнула вниз.

Куда это она? Она что, прыгнула? Я осторожно подошел к краю, посмотрел вниз и увидел лестницу, приделанную к стене. Оза спускалась в эту бездонную яму. Вскоре она исчезла во мраке. Я обернулся к тем двум шахтерам. Ну, конечно, они разглядывали меня. Но как только наши взгляды встретились, они тут же опустили глаза, продолжая свою работу. Уж и не знаю, что на меня больше давило: то, что все смотрят на меня, или необходимость лезть в темную сырую яму.

— Ну, давай же, Пендрагон! — донесся снизу голос Озы.

Я свесился через край и подергал лестницу, чтобы удостовериться, что она крепкая. Я занес одну ногу, нащупал ступеньку и начал спускаться. Хорошо, что было темно, иначе, если бы я увидел, насколько там глубоко, у меня бы не хватило смелости спуститься. Сама лестница хоть и была грубо сколочена из веток, но выглядела прочной и надежной. Через несколько метров я почувствовал, что уперся в каменное основание. Но это еще было не дно — рядом начиналась следующая лестница, а поскольку Озы тут не было, я понял, что и мне следует спускаться дальше. Всего там оказалось пятнадцать лестниц — невероятно! Через каждые три лестницы уходил горизонтальный тоннель. Видимо, это были заброшенные участки шахты. По мере того, как в них кончались самоцветы, шахтеры зарывались все глубже и глубже в землю.