Увези меня на лимузине! - Анна Ольховская

И Майоров часами занимался, стараясь сложить слоги в слова. В четкие, ясные слова, произнесенные внятно и разборчиво. Хотелось сказать многое, но… желание слиться в экстазе с возможностями пока не спешило, и Алексей, выбрав три слова, сосредоточил все свои силы на них. И рвал, рвал связки до хрипа.

Погода в день интервью выдалась образцово-глянцевой: небо умылось синевой, солнце протерло себя тряпочкой, листва соревновалась с травой за право называться самой зеленой. Создавалось впечатление, что природа, которой по рангу положено фанатеть от журнала «Растениеводство», предпочитает гламурное чтиво.

В общем, все было до тошноты красиво, что совершенно не соответствовало настроению Алексея, и его терзало и мучило почесухой желание заказать на соседней свиноферме машину навоза и вывернуть ее прямо посреди идеально выстриженной лужайки, чтобы ажурная свежепостроенная беседка брезгливо вздернула деревянный подол и завизжала.

Но пришлось плохо вылепленным истуканом сидеть на пластиковом кресле в этой самой беседке. Нервная почесуха не прекращалась, а возможно, это была аллергия на удушливо-приторные духи Ирины.

Мадам Гайдамак, с раннего утра зависавшая в салоне красоты, деньги потратила зря. Хотя ей самой так не казалось, она периодически вытаскивала из сумочки зеркало и любовалась изображением.

– Ну, и где твой журналюга? – Андрей вытащил очередную сигарету из практически пустой уже пачки и раздраженно защелкал зажигалкой. – Договаривались на два часа, а уже почти три!

– Не нервничай, Андрюша, – Ирина мизинцем поправила ресничку, – он же звонил, предупредил, что слегка задержится.

– Ни фига же себе «слегка»!

– Ты лучше иди-ка в дом. Забыл, что в розыске? Решил в журнале засветиться?

– Ай, успею еще насидеться! – отмахнулся Гнус. – Ворота все равно закрыты, они посигналят – я и пойду.

Словно издеваясь, за оградой заквакал автомобильный сигнал. Голубовский торопливо затоптал окурок в пепельнице, тихо дремавшей на пластиковой спине стола, и вскочил с кресла.

– Эй, пепельницу-то забери! – зашипела боевая подруга, цепляя на лицо ослепительную, по ее мнению, улыбку. – Я же не курю, этот – сейчас тоже.

Кстати, единственным положительным последствием аварии стало отсутствие тяги к табаку. Видимо, оказался поврежден и участок мозга, отвечавший за никотиновую зависимость, и теперь сигаретный дым раздражал Майорова неимоверно.

Он остался сидеть на месте, безразлично глядя на приближавшегося мужчину. Лицо журналиста показалось Алексею смутно знакомым, кажется, когда-то он уже брал у Майорова интервью.

И сейчас корреспондент не смог полностью контролировать свои эмоции, рассмотрев сидевшего в кресле человека. Разница, с телеэкранов выглядевшая не такой уж большой, в жизни оказалась просто шокирующей. Журналист запомнил Майорова как умного, ироничного собеседника, чья внешность вызывала зубовный скрежет у многих его ровесников. Сильное, тренированное тело, свежий цвет лица, белоснежная улыбка, длинные ухоженные волосы, собранные в хвост, – певец выглядел гораздо моложе своего реального возраста.

Сейчас же в кресле сидел почти старик. Неровно отросшие после операции пряди волос, одутловатое бледное лицо, мешки под глазами, тусклый безразличный взгляд.

На миг журналисту показалось, что Алексею Майорову лучше было погибнуть в той автокатастрофе, чем стать таким…

Но только на миг.

А потом на первый план, оттолкнув в сторону слабонервных хлюпиков, вышли профессиональные навыки.

И следом пошел процесс.

– Скажите, Ирина, – журналист, удобно устроившись в кресле, включил диктофон. – Сегодня четырнадцатое июля…

– Во Франции праздник! – Мадам Гайдамак, видимо, решила блеснуть умением вести светскую беседу.

– В смысле? – слегка оторопел собеседник.

– Ну, четырнадцатое июля – это ведь день взятия Бастилии, верно? – эх, ей бы веер сейчас, чтобы прикрыть оскал, выдаваемый за кокетливую улыбку.

– А, ну да, – ответная улыбка выдавилась с трудом, словно остаток зубной пасты из почти пустого тюбика.

Судя по застывшему, устремленному в пуп взгляду, светская атака Ирины внесла смятение в стройные ряды мыслей корреспондента, и теперь он собирал разбежавшуюся армию.

Его фотограф тем временем свихнувшимся кенгуру скакал по двору, запечатлевая все, что попадало в видоискатель камеры: ажурную беседку, в которой расположились участники действа, участок, дом, ограду, цветочки, небо… процесс, похоже, был практически неуправляемым.

Корреспондент наконец навел порядок на позициях и повернулся к Майорову:

– Здравствуйте, Алексей. Меня зовут Константин, и два года назад я уже имел честь беседовать с вами. Помните?

– К сожалению, Алешенька пока не в состоянии вести беседу. Он очень много занимается с логопедом, но увы… – затрещала Ирина.

И в этот момент Майоров, безучастно смотревший куда-то вдаль, повернул голову к журналисту, улыбнулся и… кивнул!

Мадам Гайдамак от неожиданности захлебнулась собственным ядом и закашлялась. А корреспондент просиял и протянул Алексею руку:

– Здравствуйте еще раз! Господи, это же чудо!

Ответное рукопожатие оказалось довольно крепким. Константин свистнул фотографу и попросил запечатлеть судьбоносный момент. Затем, мельком глянув на застывшую Ирину, обратил внимание на пунцовый отсвет от ее физиономии:

– Что с вами? Вы так покраснели! Это от кашля, да? Может, вам минералки налить?

– Да, пожалуйста, – сипло выдавила та, стараясь не смотреть на Майорова.

Лишь побелевшие костяшки судорожно вцепившихся в ручки кресла пальцев сигнализировали о едва сдерживаемой истерике.

Журналист открыл стоявшую в переносном холодильнике бутылку минеральной воды, ловко погасил бурное возмущение шипучки и разлил искрящуюся пузырьками влагу в три высоких стакана, один из которых протянул Ирине. Она взяла стакан, но рука ее так тряслась, что половина содержимого выплеснулась.

Зато Алексей справился с задачей прекрасно. Он спокойно взял стакан, отпил немного воды и остался сидеть, поглаживая запотевшие стеклянные бока.

Константин внимательно посмотрел на него, затем – на Ирину, слегка улыбнулся краешком рта и снова повернулся к основному объекту интереса его читателей:

– Алексей, от имени всех, кто любит ваше творчество, кто искренне переживал за вас все это время, хочу искренне поздравить вас с победой над болезнью!

Майоров благодарно кивнул, затем показал рукой на горло и сожалеющее покачал головой.

– Я понял, – улыбнулся журналист. – Разговаривать вы пока не можете. Но, надеюсь, сдвиги в этой области есть? – Очередной кивок. – Очень хорошо. Тогда я буду задавать вопросы, а вы – соглашаться или нет. Договорились? – «Да».