Утопленница - Кейтлин Ребекка Кирнан

музыки, что она мне ставила, тексты, если они там были, казалось, не играли особой роли.

Абалин продолжала рассматривать обложку «Поздно для небес», и я поинтересовалась, завтракала ли она. Она ответила утвердительно, сказав, что заварила нам кофе. Я напомнила ей, что не пью кофе. Да, конечно, я пытаюсь вернуться к тому, чтобы дальше вести свой рассказ, пускай даже на первый взгляд это не похоже на часть истории Евы Кэннинг, но именно так оно и есть. И вообще, я как раз в настроении написать немного об Абалин. Сегодня я скучаю по ней сильнее, чем обычно. Мне даже захотелось ей позвонить, но я испугалась этой мысли. Мда, воистину, я натуральное беспозвоночное. Бесхребетное создание.

Я указала на обложку альбома, которую она держала в руках, и произнесла:

– Мне он очень нравится. Я всегда считала Джексона Брауна очень крутым.

– Имп, у Джексона Брауна нет ни намёка на крутизну. Даже какая-нибудь митохондрия круче, чем он. Джексон Браун – это полный отстой.

Это было похоже на оскорбление – то есть по отношению ко мне, – но я знала, что она не хотела меня задеть. Очевидно, её оскорбление предназначалось строго Джексону Брауну.

– Ты когда-нибудь слушала этот альбом? – спросила я.

– Нет, – отрезала она. – И не собираюсь.

– Тогда откуда ты можешь знать?

Абалин не обратила на меня внимания. Вместо этого она обратилась ко мне со встречным вопросом:

– Ты сегодня работаешь в вечернюю смену, верно?

Я ответила, что да, мол, до четырёх часов дня мне не нужно никуда торопиться.

– Тогда одевайся. Я приглашаю тебя на обед.

– Я ещё даже не завтракала.

– Отлично. Я приглашаю тебя на завтрак или бранч, называй как угодно. Однако тебе придётся сесть за руль.

Что ж, я оделась, и мы поехали к Уэйланд-сквер, в кофейню, которая ей нравилась, я там ещё ни разу не была – называлась она «Резкость», наверное, потому, что кофе делает человека несколько взвинченным. Там стояли большие деревянные столы с разносортными стульями, за которыми сидело множество людей; в основном они читали газеты либо работали за своими ноутбуками. Полагаю, там зависало много студентов из Университета Брауна. Я хотела заказать бутерброд, но вместо этого получила что-то под названием «Ковбойское печенье» и чашку обжигающе горячего дарджилинга[48]. Абалин взяла себе бутерброд с яйцом и сыром и огромную чашку латте. Чай и кофе тут подавали в больших керамических чашках зеленого цвета, с нарисованными на них красными кофейными зёрнами. Я сказала Абалин, что кофейные зёрна, по моему мнению, больше похожи на божьих коровок.

Мы примостились за угловым столиком в глубине зала и какое-то время сидели молча. Поев, мы принялись за напитки. Я наблюдала за людьми с их ноутбуками и айфонами. Как мне показалось, мало кто из них разговаривал друг с другом или хотя бы читал книги с газетами. Большая часть была слишком поглощена своими гаджетами, чтобы обращать на остальных внимание. Мне стало интересно, замечают ли они вообще хоть что-нибудь из происходящего вокруг. Я задумалась о том, как странно, наверное, так жить. Возможно, это ничем не отличается от жизни носом в книгу, но лично для меня это какое-то другое ощущение. Более холодное и отстранённое. Но я не могу толком объяснить, почему мне так кажется.

Наконец Абалин отложила бутерброд в сторону, прожевала последний кусок и проглотила, а затем произнесла:

– Я не хочу, чтобы ты думала, будто я разозлилась или ещё что-то в этом роде. Ничего подобного. Но то, что произошло прошлой ночью, Имп… может быть, нам стоит поговорить об этом?

– Прошлой ночью ты показалась мне злой, – ответила я, стараясь не встречаться с ней взглядом, и помешала ложкой свой чай.

– Вчера вечером, ладно… – На мгновение она замолчала, оглянувшись через плечо, словно проверяя, не подслушивает ли нас кто-нибудь. Зря. Посетители кофейни с головой ушли в свои гаджеты. – Прошлой ночью я немного испугалась, признаю. Ты привела домой незнакомку, обнажённую и промокшую насквозь, которую подобрала на обочине дороги в какой-то глуши.

– Она ушла, – сказала я, желая, чтобы мой голос не звучал столь виновато. – Возможно, я больше никогда её не увижу.

– Не в этом дело. Это было опасно.

– Она не причинила мне вреда, Абалин. Просто поигралась в машине с ручкой радиоприёмника.

Абалин нахмурилась и вновь принялась грызть свой сэндвич.

– Ты мне нравишься, – мрачно произнесла она. – Думаю, ты мне очень нравишься.

– Ты мне тоже очень нравишься, – ответила я.

– Ты не должна так поступать, Имп. Рано или поздно, если ты продолжишь подбирать людей и творить подобную хрень, случится что-то очень плохое. Можно нарваться на кого-то не столь безобидного. Однажды кто-нибудь может сделать тебе больно.

– Я никогда не делала раньше ничего подобного. Согласись, что это не похоже на привычку или что-то подобное.

– Ты слишком доверчива, – вздохнула Абалин. – Никогда нельзя предугадать, что могут вытворить люди.

Я отхлебнула чай и откусила печенье. Оказалось, что «Ковбойское печенье» сделано из овсяной муки, шоколадной крошки с корицей и орехами пекан. Иногда я все ещё езжу туда и покупаю себе порцию. Каждый раз я надеюсь, что встречу там Абалин, но пока мне ни разу не повезло, так что, возможно, она больше не посещает «Резкость».

– Она нуждалась в помощи, – попыталась я объяснить Абалин.

– Ты не могла этого знать. Никогда не стоит предполагать что-то подобное.

– Я не хочу о ней спорить.

– Мы и не спорим, Имп. Мы просто разговариваем. Вот и всё. – Но голос её прозвучал именно так, как обычно говорят люди, когда спорят. Впрочем, я не стала ей об этом говорить. К тому времени мне уже захотелось вернуться домой, в свою уютную кухню, и собственными руками приготовить себе завтрак.

– Она могла быть ранена, – сделала я ещё одну попытку.

– Тогда тебе следовало позвонить в полицию и рассказать им о ней. Для этого и существует полиция.

– Пожалуйста, не говори со мной так. Таким снисходительным тоном. Не надо разговаривать со мной как с ребёнком. Я давно уже не ребёнок.

Абалин снова оглянулась через плечо, а потом снова посмотрела на меня. Какая-то часть меня понимала, что она права, но я не хотела это признавать.

– Нет, ты не ребёнок. Меня это просто напугало, вот и все, понимаешь? Серьёзно, это было очень странно. Имп, она выглядела очень странно.

– Многие то же самое говорят обо мне, – парировала я. – И о тебе могли бы сказать то же самое.

Я думаю, что тогда, возможно, поддразнивала её, но теперь-то понимаю, что не должна была этого делать. Моё лицо залил